Мы подъезжаем к секс-шопу, я захожу туда, нахожу то, что мне нужно, и расплачиваюсь. Дюран не особо любит разговаривать, я выжат как лимон, поэтому закрываю глаза и дремлю до конца поездки. Когда мы подъезжаем к больнице, водитель будит меня, сделав радио погромче.
– Домой доберусь сам, – говорю я ему и закрываю дверцу.
Себ ведет себя так, что теперь весь медперсонал желает, чтобы он снова впал в кому, поэтому я стараюсь улыбаться еще обаятельнее, когда здороваюсь с кем-то.
– Ронда, вам идет этот цвет!
На лице дежурной медсестры лет пятидесяти, не меньше, расцветает улыбка.
– Спасибо, Истон. Голубой всегда был моим цветом.
– Я имел в виду вашу помаду. Цвет для поцелуев.
Я подмигиваю ей, она краснеет, как двадцатилетняя девушка, и причмокивает губами.
– А как же я? – щебечет ее коллега Сара.
– Мне пришлось бы ходить на исповедь три дня, если бы я начал перечислять все, что думаю о вас, мисс Сара, – отвечаю я.
Она взбивает иссиня-седые волосы и хихикает.
По дороге в палату я натыкаюсь на Мэтью, одного из санитаров.
– Сегодня ты как никогда в форме!
– Все утро поднимал тяжести, – говорит он, демонстрируя мне свои бицепсы.
Я ударяю по одному кулаком и выражаю ему свое восхищение:
– Класс! Но будь осторожен, пациентки начнут влюбляться в тебя и не захотят уходить из больницы.
– Это и есть мой план. Чем больше мест занято, тем больше зарплата.
– Круто! – Я наставляю на него палец-пистолет, а затем вхожу в палату Себа.
– Пригнись! – слышу я и инстинктивно подчиняюсь.
Что-то со свистом пролетает над моей головой. Я разворачиваюсь и вижу, как в стену ударяется поднос с едой, чтобы тут же рухнуть на пол, оставив после себя пятно Роршаха из горошка, яблочного пюре и непонятного мяса.