– Но они уйдут. Элла, можешь открыть дверь? – Звенит металл, и входные двери открываются. – Спасибо. Увидимся дома.
– Наши планы на сегодня в силе? – с тревогой спрашивает меня Элла.
У меня хватает сил поднять вверх большой палец.
– Брось мне свои ключи, сестренка. Сойер подвезет тебя домой.
Истону каким-то образом удается поймать их, не уронив при этом меня.
– Выбрала бы больницу, я позволил бы тебе идти самой, – ворчит он, шагая к кабриолету Эллы.
– Сомневаюсь.
– Ты права. Не позволил бы. Но обещаю, что если меня изобьет в мясо кто-то в два раза больше, то я разрешу тебе носить меня на руках столько, сколько захочешь. – Истон подгибает колени и умудряется открыть дверь, не уронив меня. Он опускает меня на сиденье, пристегивает ремнем безопасности и снова нежно целует в лоб.
– Поверить не могу, что директор так просто дал тебе уйти. – Я оглядываюсь на фасад школы.
– Берингер знает, что мой папа как банкомат. Кто-нибудь из Ройалов влип в неприятности – и наш старый добрый директор покупает себе новую «БМВ». В итоге все довольны.
Он говорит об этом таким будничным тоном, что я сразу перестаю волноваться и перевожу тему на более важные вопросы.
– Мы возвращаемся в квартиру, да?
Истон, застыв на мгновение, закрывает дверцу.
– Я думал отвезти тебя к себе домой.
Как мне вежливо объяснить ему, что я боюсь, как бы его брат не придушил меня подушкой?
– Мне лучше будет в квартире. Там уютнее.
Он хмурится, глядя на меня с подозрением, но мой не такой уж и притворный стон от боли заставляет его согласиться.
– Тогда в квартиру.
Как бы я ни старалась забыть, но лицо Себастиана не идет у меня из головы. Он ненавидит меня. То ли это из-за аварии, то ли из-за того, что случилось после, но это неприятная правда, которая причиняет мне куда больше боли, чем удар Кайла в живот. Я переживу побои, могу не обращать внимания не оскорбления Фелисити, но не знаю, как пережить потерю Истона. Я не готова к тому, чтобы мой мир вновь погрузился во тьму.
Но есть ли у меня варианты? Я не могу разлучить Истона с семьей. Они одно целое. Паззл, из которого нельзя вытащить ни одной детали.