Я не Монте-Кристо

22
18
20
22
24
26
28
30

Целовал долго, глубоко, неторопливо, пропуская через пальцы шелк волос, зарываясь в них и придавливая затылок. Он никуда не спешил и ничего не спрашивал, потому что сам все понял по ее учащенному дыханию, обвивающим шею рукам, прижимающемуся к нему телу.

Он больше не мог ждать, и хоть лег на свою половину кровати, положил голову на сложенные руки и смотрел на Саломию, а она так же смотрела на него. Протянула руку и коснулась выбритой щеки, провела пальцами по губам — Никита сразу поймал и поцеловал ладонь, а потом повернулся на спину, придвинулся ближе к границе и положил ее руку себе на грудь.

— Попалась! Теперь так и будем спать,  — он закрыл глаза, будто и правда собрался уснуть, как тут плеча несмело коснулись теплые губы, шелковистые пряди защекотали шею, и оттуда по всему телу начали разгоняться будоражащие волны. Саломия прижалась щекой к его плечу, и он снова услышал легкий поцелуй.

Больше терпеть не мог, опрокинул ее на спину и снова поцеловал так, как целовал у моря. А потом заглянул в распахнутые серые глаза и спросил шепотом:

— Да?

Она закивала, но он наклонился низко, чтобы губы касались одуряюще пахнущих волос и потребовал:

— Скажи…

— Да, Никита, да…

Она порывалась отвечать ему, тянулась губами, но Никита знал, до какого исступления могут довести ее прикосновения, а ему нужно было себя контролировать, чтобы удержать зверя, который уже рычал и рвался с привязи. Потом. Может быть. А пока только так. Медленно. Нежно. Осторожно…

— Я сам, Мия, девочка моя, не спеши…  — шептал ей, скользя губами по коже, слушая ее дыхание, переплетая пальцы и едва не срываясь от того, как чувственно и горячо отзывается она на каждую ласку. Но когда опустился сверху, почувствовал, что девушка под ним задрожала и почти перестала дышать.

Снова пополз поцелуями, не давая прийти в себя, а когда Саломия попыталась обнять его за шею, убрал ее руки, вновь переплел пальцы и завел за голову.

— Просто дай мне себя, Мия, не бойся. Смотри мне в глаза. Ты помнишь, что я обещал, медленно… нежно… осторожно…  — поймал ее губы и выпил стон, похожий на всхлип, пальцы впились в его ладони, и он замер, сжимая их, не переставая целовать, и она снова начала дышать чуть скомкано, прерывисто, взволнованно.

Никита изо всех сил сдерживал себя, стараясь не думать о том, как дурманит и заводит его близость и открытость этой испуганной нежной девочки, иначе легко мог сорваться в пропасть и утащить за собой Саломию. Само осознание ее неопытности вбивалось в мозг, обволакивало и затягивало сладкой дымкой. Он первый. Все, что сейчас она чувствует, впервые. С ним.

Внезапно Саломия выдернула руки, обхватила его шею и прижалась щекой. Никита услышал, как в одночасье изменилось ее дыхание, теперь они двигались в одном ритме, словно поймали одну неистовую волну. Саломия прикусила ему подбородок, потом шею, а потом натянулась струной, и Никита понял, его затопило до самых краев такой нежностью, которую он в себе не подозревал и которая, он теперь точно знал, копилась в нем только для нее, для его жены.

Осторожно расставлял отметины из поцелуев на лице, шее, плечах, а потом, когда ее дыхание выровнялось, прошептал на ушко:

 — Теперь я. Держись крепко, моя Мия…

И снова это одуряющее, полубезумное состояние улетающего сознания до полной отключки. Никита пришел в себя от того, что мягкие губы осторожно снимали капли с его лба, а его дикий зверь радостно поскуливал, валяясь лапами кверху и виляя хвостом. Это что же, с ней так может быть всегда?

Оплел руками, сжал с силой, забыв, как ее легко сломать, и простонал хрипло, прихватив мочку уха:

 — Моя. Скажи, что моя.

 — Твоя, — прошептала, не переставая целовать плечо.