Я не Монте-Кристо

22
18
20
22
24
26
28
30

—Тебя ничего не насторожило?

— В машине не работал телефон, не было связи. И стекла мне показались пуленепробиваемыми.

— Да, правильно, — кивнул Вадим, это был бронированный автомобиль с глушилками внутри, там блокируется любой сигнал. А тебя не удивило, что тебя похитили с такими предосторожностями, а потом отвезли в убогую халупу и оставили сторожить двух наркоманов?

Саломия сглотнула и лишь сильнее сжала телефон.

— Почему?...

— Потому что твоя новая семья, которой ты так доверяешь, заказала тебя. Тебя никто не собирался возвращать, все представлено, как похищение, но дом сгорел, твои сторожа не дадут показания, их даже никто не будет искать. Исполнители найдены, судить некого, дело спустят на тормозах и по-тихому закроют.

— Что ты такое говоришь? — Саломия попыталась встать, но сил не было даже поднять голову. — Елагины меня любят, Никита мой муж, он хочет ребенка, ты все придумал!

Но холодный взгляд заставил ее замолчать на полуслове, Вадим поднялся и принялся прохаживаться от стены к стене.

— Саломия, ты знаешь, чем я на самом деле занимаюсь? Мой отчим думает, что я поставляю медицинское оборудование, но это только прикрытие. Под видом медоборудования я поставляю системы слежения и прослушки для спецслужб, моими услугами пользуются даже государственные службы безопасности. Когда я узнал, что ты связана с Елагиными контрактом, меня это заинтересовало, и я решил следить за ними.

— Но почему? Какое тебе до этого дело? — не могла понять Саломия.

— Я был под впечатлением от нашей встречи, но меня насторожили ваши отношения с мужем, а потом я узнал о контракте. Ты ввязалась в слишком опасную сделку, Саломия, ваш обман мог выйти тебе боком, в Штатах не так просто обвести вокруг пальца систему. И я подумал, что они захотят избавиться от тебя, поэтому установил прослушку, куда смог получить доступ — в офисе твоего мужа, я приходил к нему обсудить сотрудничество, и в машину Нины Андреевны, она часто приезжала к отчиму. С ним говорить бесполезно, он ест у Елагиных с рук, не удивлюсь, если на деле в клинике окажется их доля.

— Ты бредишь, Вадим, — уверенно сказал Саломия, но тот достал небольшое продолговатое устройство, положил на столик возле ее кровати и нажал на воспроизведение. В тишине больничной палаты зазвучали голоса, и Саломия сразу узнала оба, один старческий, вечно недовольный, Нины Андреевны, и второй, скрипучий и неприятный — Михаила Ермолаева.

— Миша, хватит жевать сопли и вспоминать вашу с Сашей размолвку. Я прошу твоей помощи, а жаловаться иди к жене.

— Ладно, неправ, признаю, — Саломия поразилась, как тут же присмирел Ермолаев, — говорите.

— Убери ее, Миша. Только аккуратно, чтобы не подкопались, так как ты умеешь.

— Да с чего вы взяли…

— Гиревич, Катков, Андрющенко… Хватит, или мне дальше перечислять?

— Хватит, — ворчливо проговорил Ермолаев, — я с вами себя пацаном ссыкливым чувствую. Вы уверены? Она вроде как беременная от вашего внука, все ж родная кровь…

— Давай без причитаний, — оборвала его старуха, — девчонка по контракту должна передать наследство моему внуку, никто не ждал, что она забеременеет. Теперь ее ребенок сможет претендовать на наследство, как прямой наследник Фон-Росселей, я не могу так рисковать.

— Да, — задумчиво протянул Ермолаев, — скорее всего.