Глубина в небе

– Убирайся!

Аннерби отшатнулся. Зрение с правой стороны сверкало лучами боли. Со всех остальных сторон на него глядели лица офицеров и сержантов, застывшие в удивлении.

А Смит наступала на него.

– Трад! Предатель! – Руки ее ударяли с каждым словом, и удары были только чуть слабее смертельных. – Ты годами притворялся другом, но всегда нас презирал и ненавидел! Хватит! – Она прекратила неумолимое наступление и прижала руки к бокам. Хранкнер знал, что она совладала с яростью, и последние ее слова были произнесены хладнокровно, спокойно и обдуманно… и потому жгли сильнее, чем рана поперек глаз.

– Собирай свои моральные ценности и убирайся. Немедленно.

Такое лицо он у нее видел только два раза, и оба раза в войну, когда они были приперты к стене, и она не отступила. Спорить или жаловаться бесполезно. Аннерби опустил голову, подавившись словами, которые хотел произнести: «Прости меня, я не хотел. Я люблю твоих детей». Но было слишком поздно, чтобы слова хоть что-то изменили.

Он повернулся, прошел мимо безмолвных и пораженных сотрудников и вышел в дверь.

* * *

Когда Рахнер Тракт узнал, что Смит вернулась, он со всех ног бросился в командный пункт. Там ему надо было бы быть всю ночь, только будь я проклят, если покажу свой шифр внутреннему отделу и местной полиции. А отдельная операция, слава всему святому, шла хорошо. Есть для шефа солидная информация.

По дороге он налетел на идущего навстречу Хранкнера Аннерби. Старый сержант утратил обычную военную выправку. Он неуверенно шел по коридору, и на правой стороне головы у него был длинный молочный рубец.

Тракт махнул сержанту.

– Что с вами?

Но Аннерби прошел мимо, не обратив внимания на Тракта, как упрямый оспрех не заметил бы фермера. Тракт чуть не повернул вслед за ним, но вспомнил о своих срочных делах и пошел в командный пункт.

Там было тихо, как в спальной глубине… или на кладбище. Клерки и аналитики стояли неподвижно. Пока Рахнер шел к генералу Смит, шум работы потихоньку возобновился, как-то странно застенчиво.

Смит проглядывала журналы операций – чуть слишком быстро, чтобы как следует их воспринимать. Она махнула ему рукой на соседний насест.

– У Андервиль есть свидетельства участия местных, но ничего конкретного. – Тон ее был небрежен, будто она нарочно не замечала предыдущего ошеломляющего молчания. – У вас есть что-нибудь новое? Какая-нибудь реакция наших «друзей» из Братства?

– Куча реакций, шеф. Даже на первый взгляд очень интересно. Примерно через час после распространения вести о похищении Братство увеличило объемы пропаганды – в основном о состоянии беднейших наций. Изрыгают главным образом насчет «убийств после тьмы», но интенсивнее, чем обычно. Утверждают, что похищение – отчаянный акт нормальных граждан, осознавших, что антитрады берут в Аккорде верх…

Снова все стало тихо. Виктория Смит сказала, чуть слишком резко:

– Что они говорят, я знаю. Именно такой реакции на похищение я от них и ожидала.

Может, надо было начать с главных новостей.

– Да, мэм, хотя они чуть слишком быстро среагировали. Наши обычные источники раньше не имели таких сведений, но сейчас все начинает выглядеть, будто фракция крайних мер взяла решительный контроль над Братством. На самом деле не меньше пяти Глубочайших были вчера казнены – «умеренные», как Клингтрам и Сангст, и – увы – некомпетентные, как Друби. Остались только самые умные и склонные к риску еще больше, чем раньше…