И Фам прошел сквозь занавес. По дороге к трибуне он прошел мимо Суры. Ни говорить, ни слушать времени не было. Ее увядшая рука погладила его по щеке, и он взошел на трибуну под накатывающие волна за волной аплодисменты.
Взойдя на трибуну, Фам поднял руки над головой. И отовсюду люди Кенг Хо ответили тем же жестом. Через секунду аплодисменты в его ушах загремели еще громче. Среди толпы повсюду были и женщины – кое-где очень редко, в других местах так же часто, как мужчины. А еще в других местах – стрентманнианская Кенг Хо – женщины были в подавляющем большинстве. Может, надо бы апеллировать больше к ним: после Стрентманна он понял, что женщины часто видят дальше. Но предрассудки средневековой Канберры отпускали его не так легко, и Фам себе не представлял, как вести за собой женщин.
Он стоял и ждал, пока постепенно стихнет шум. Слова его речи плавали серебряной надписью перед его глазами. Он годы ее обдумывал, и после Спасения несколько мегасекунд отшлифовывал каждый нюанс, каждое слово.
И вдруг серебряные символы стали не нужны. Глаза его смотрели на людей, мимо этих букв, и слова потекли без усилий.
– Мой народ!
Шум толпы почти стих. На него глядел миллион лиц, снизу, сверху, со всех сторон.
– Сейчас вы слышите мой голос с едва ли секундной задержкой. Здесь, на этом Собрании, мы слышим своих коллег из Кенг Хо, пусть даже со Старой Земли, меньше чем через секунду. В первый и быть может единственный раз мы видим, кто мы все такие. И мы можем решить, кем мы будем.
Народ мой, я поздравляю вас. Мы прошли через световые годы и спасли от гибели великую цивилизацию. Мы это сделали вопреки самому страшному предательству.
Он замолчал, сделав торжественно-траурный жест в сторону пустых мест.
– Здесь, у Намчена, мы сломали колесо истории. На тысяче миров человечество воевало непрестанно и приводило себя к вымиранию. Единственное, что спасает расу – время и расстояние, и до сих пор это было и проклятием, заставляющим человечество повторять свои ошибки.
Фам замолчал. И почувствовал, как по его лицу расплывается неуловимая улыбка.
– И теперь есть надежда. Объединение двух половин того, чем стало человечество, позволит целому жить вовеки.
Он огляделся, давая скорлупкам увеличить отдельные лица. Они слушали. Согласятся ли они в конце?
– Целому жить вовеки… если мы сможем сделать Кенг Хо не просто группой торговцев, продающих товар покупателю.
Фам не много помнил из того, как говорилась речь: ее идеи и призывы давно уже стали для него привычными. Воспоминания касались лиц, – надежды, читаемой на многих из этих лиц, выжидательной настороженности – таких было гораздо больше. В конце он напомнил, что близится голосование, последнее решение о том, чего он просил.
– Итак, без вашей помощи мы наверняка падем, раздавленные тем самым колесом, которое крушит цивилизации наших клиентов. Но если вы заглянете чуть дальше моментальных торговых интересов, если сделаете дополнительные инвестиции в будущее – нет той мечты, которой мы в конце концов не достигнем.
Если бы в зале была гравитация или он был бы на поверхности планеты, Фам бы грохнулся, сходя с трибуны. Даже и так Сэмми Парк был вынужден перехватить его возле занавеса.
Над головой, сквозь занавесы, грохот аплодисментов стал еще громче.
Сура осталась в комнате перед залом, но теперь появились и новые лица – Ратко, Бутра и K°. Его первые дети, уже старше, чем он.
– Сура!