Напоминание о нем

22
18
20
22
24
26
28
30

Я остановил машину, потому что Кенна, похоже, была готова к разговору.

– Ты что, всерьез думаешь, что могла бы разговаривать с Грейс посреди парковки продуктового магазина?

– Ну, я пыталась сделать это у нее дома, но мы оба знаем, что из этого вышло.

Я покачал головой. Я имел в виду вовсе не место. Впрочем, я и сам не знаю, что имел в виду. Мне было трудно собраться с мыслями. Мне было неловко, потому что думал, что она может оказаться права. В первый раз она пыталась мирно поговорить с ними, и я тоже помешал ей.

– У них нет сил ни на что, ради чего ты приехала, даже если ты не собираешься забирать ее у них. У них нет сил, чтобы разделить ее с тобой. Они дали Диэм хорошую жизнь, Кенна. Она счастлива и в безопасности. Разве этого мало?

Кенна молчала, затаив дыхание, ее грудь тяжело вздымалась. Она посмотрела на меня, а потом зашла за грузовик, и я не видел ее лицо. Она постояла там, а потом пошла в траву у обочины дороги и просто села на землю. Поджала колени, обхватила их руками и уставилась куда-то в пустое поле.

Я не понимал, что она делает. Может, ей надо было подумать. Я дал ей несколько минут, но она не шевелилась и не вставала, и я наконец вышел из машины.

Подойдя к ней, я не стал ничего говорить. Просто тихо сел с ней рядом.

Машины на дороге и весь остальной мир продолжали двигаться мимо нас, но перед нами было большое пустое поле, и мы оба смотрели вперед и не смотрели друг на друга.

Опустив глаза, она сорвала в траве маленький желтый цветок. Она вертела его в пальцах, и я понял, что просто смотрю на нее. Она сделала глубокий вдох, потом выдохнула и, не глядя на меня, заговорила.

– Другие матери рассказывали мне, как это будет, – сказала она. – Они говорили, что меня возьмут на роды в больницу, а потом у меня будет пара дней с ней. Целых два дня, только она и я. – У нее по щеке сползла слеза. – Не могу передать тебе, как я ждала этих двух дней. Это единственное, что было у меня впереди. Но она родилась преждевременно… Не знаю, знаешь ли ты об этом, но она недоношена. На шесть недель. Ее легкие были… – Кенна шумно выдохнула. – Сразу, как она родилась, ее пришлось перевести в реанимацию, в другую больницу. И я провела эти два дня одна в палате, где меня сторожил вооруженный охранник. А потом, когда два дня прошли, меня отправили обратно в тюрьму. И я так даже и не подержала ее. Никогда даже не взглянула в глаза человеку, которого мы со Скотти произвели на свет.

– Кенна…

– Не надо. Что бы ты ни собирался сказать, не надо. Поверь мне. Я совру, если скажу, что приехала сюда, не имея дурацкой надежды, что, может, они примут меня в свою жизнь и у меня будет в ней какая-то роль. Но я знаю, кому она принадлежит, и была бы благодарна за любую малость. Я была бы так благодарна за то, что наконец вижу ее, даже если бы это было все, что мне позволили. И не важно, что думаете вы с родителями Скотти насчет того, заслужила я это или нет.

Я закрыл глаза, потому что даже слушать ее было больно. А смотреть и видеть муку в ее лице, когда она говорила, было гораздо хуже.

– Ты не представляешь, – сказала она. – Как я им благодарна. Всю беременность мне не нужно было беспокоиться, какие люди станут растить ее. Это те самые люди, что вырастили Скотти, а он был идеальным. – Она пару секунд помолчала, и я открыл глаза. Она посмотрела прямо на меня, покачала головой и добавила: – Леджер, я неплохой человек. – В ее голосе звучало столько сожаления. – Я тут не потому, что думаю, что заслуживаю ее. Мне просто хотелось ее увидеть. Вот и все. Вот и все. – Она вытерла глаза подолом майки и потом сказала: – Иногда я думаю, что бы сказал Скотти, если бы мог нас увидеть. Я только надеюсь, что загробной жизни не существует, потому что иначе Скотти был бы в этом раю самым печальным.

Это ударило меня в самое нутро, потому что я в ужасе подумал, что она может быть права. С тех пор, как она появилась тут, настал черед моего самого большого кошмара. И я начинал видеть в ней ту женщину, которую Скотти любил, а не ту, которая бросила его умирать.

Я поднялся с земли, оставив Кенну сидеть там. Подошел к машине, открыл бардачок. Вынул свой телефон и вернулся к сидящей Кенне.

Я снова сел рядом с ней, открыл приложение с фотографиями, а потом папку, куда складывал все видео с Диэм, которые записывал. Открыв последнее, сделанное вчера за ужином, я нажал на воспроизведение и протянул Кенне телефон.

Я никогда даже не мог представить себе, что значит для матери впервые увидеть своего ребенка. От вида Диэм на экране у Кенны захватило дыхание. Она прижала руку ко рту и начала плакать. Она плакала так сильно, что ей пришлось придерживать телефон коленками, чтобы майкой вытирать глаза от слез.

Прямо тут, на моих глазах, Кенна стала другим человеком. Как будто становилась матерью у меня на глазах. И это, возможно, было самым прекрасным из того, что я видел.