Я говорил, что скучал по тебе?

22
18
20
22
24
26
28
30

– Почему раньше не говорила? – Она опирается на столешницу и смотрит на меня изучающим взглядом.

– Я и сама не знала, это Элла придумала: сплотить семью, что ли.

Я пожимаю плечами и оглядываюсь по сторонам.

– А где Гуччи?

– Джек повел ее гулять. – Мама подходит ко мне, шлепая тапками по плитке. – А ты хочешь ехать в Сакраменто?

– А похоже, что хочу? – Я тычу указательными пальцами в свое расстроенное лицо. – Элла поставила меня перед фактом.

– Элла тебе не мать. – Мама хмурится, наклоняет голову набок. – Если ты не хочешь ехать, я могу с ней поговорить.

– Что толку? Ей ничего не докажешь, – бормочу я и плетусь по коридору в свою комнату. Открыв дверь, оглядываюсь через плечо на маму: – Так что я уезжаю до понедельника. Мне надо собираться.

Я закрываюсь в комнате, а мама остается на кухне. Надеюсь, после моего возвращения мы забудем о размолвке и все наладится. Сейчас мне некогда, через два часа за мной заедут отец с Эллой. Надо собрать вещи, принять душ и привести себя в порядок.

Я нахожу самый маленький чемодан, бросаю его на кровать, отрываю бирки, оставшиеся от полета, и рву их на мелкие клочки. Лучше бы провела лето в Чикаго! Не пришлось бы иметь дела с Тайлером и отцом. Сидела бы себе в Иллинойсе и знать не знала, какие трагедии разыгрываются дома, или путешествовала бы с соседкой по Среднему Западу. Ходили бы на вечеринки, фестивали, концерты… Но этому не бывать, потому что моя соседка по комнате поехала к себе в Канзас-Сити, а я торчу в Санта-Монике. Меня согревает единственная надежда, что, когда Тайлер вернется в Портленд, все наладится. Надеюсь, после этого уик-энда больше его не увижу.

* * *

Папин «лексус» появляется перед нашей калиткой на пятнадцать минут раньше условленного времени. Отец сигналит, мама кричит мне из гостиной, что они уже здесь, Гуччи истошно лает, а я не успела собраться. Так и не досушив волосы, торопливо засовываю в рюкзак самое необходимое: зарядку для телефона, духи, подаренные мамой на Рождество, наушники и февральский выпуск журнала «Космополитен» с Арианой Гранде на обложке. Одновременно надеваю конверсы и кричу:

– Я слышу, мам!

Наконец, чуть не сломав бедро, вваливаюсь в гостиную, волоча за собой чемодан и досушивая на ходу волосы, с рюкзаком на одном плече. Мама уже оделась и смотрит в окно через опущенные жалюзи, но, когда я подхожу к ней, отшатывается и говорит:

– Он идет сюда.

Через мгновение раздается звонок, затем нетерпеливый стук. Мама раздраженно цокает языком и, оттолкнув Гуччи, распахивает дверь. Отец стоит на крыльце, выразительно глядя на часы. Гуччи бросается на него – умничка! – однако мама хватает бедняжку за ошейник и оттягивает в сторону. Отец пятится на несколько ступенек назад и окидывает собаку таким недовольным взглядом, как будто та собиралась разорвать его на куски. Я держусь в стороне.

– Что ты хотел, Дэвид? – безразлично, с едва уловимой ноткой сарказма спрашивает мама и треплет собаку за ухом.

– Где, черт возьми, Иден? Она что, оглохла? Нам шесть часов ехать, и если мы не выедем сию минуту…

– Ах да, я слышала, – говорит мама таким проникновенным тоном, который способен пронять даже отца. Прижав палец к нижней губе, она добавляет: – Сакраменто, не так ли? Чудесно! Иден не в восторге от этой идеи, но решила пойти вам навстречу, и я клянусь богом, Дейв, если ты испортишь ей выходные, я приеду за ней сама.

– Да хватит тебе. – Он смотрит на маму с упреком и осуждением.

Неужели они когда-нибудь любили друг друга? – проносится у меня в голове.