Надо сказать, Костя выглядел отлично: светлая рубашка, благородного антрацитового цвета костюм без галстука, идеально начищенные ботинки. Игнат, как и отец, был в рубашке навыпуск — только черной, и я вдруг почувствовала себя неуютно: все были одеты подобающе, кроме меня. А я — в обычных джинсах, футболке и кедах, с рюкзаком за плечами. Почему-то вдруг вспомнилась пепельная блондинка, с которой Игнат целовался сегодня. Она бы наверняка в этом шикарном месте выглядела нарядной и сексуальной.
— Ярослава! — обрадовался Костя. — Рад тебя видеть!
— Я тоже рада, — сдержанно улыбнулась я.
Мне нравилось, что он не лезет ко мне с объятиями, пытаясь подчеркнуть свое расположение — это бы меня точно оттолкнуло. Костя держал расстояние между нами, словно понимая, что пока еще мы чужие люди, и единственная тонкая нить, которая связывает нас, это моя мама. Он не навязывался, и это был его большой плюс.
— Мам, ты бы сказала, и я бы надела платье, — повернулась я к маме, а то лишь обняла меня и поцеловала в висок.
Костя галантно отодвинул передо мной и мамой стулья, чтобы помочь сесть, затем занял свое место напротив рядом с сыном, который теперь уставился в телефон с таким видом, словно никого рядом больше не было. Отец наверняка притащил его сюда насильно. Заставил, а теперь Игнат злился.
— Поздороваться не хочешь? — спросил его Костя, явно пытаясь скрыть раздражение. Поведение сына явно ему не нравилось.
— Добрый вечер, — не поднимая глаз от экрана, сказал Игнат. Голос его был приглушенным.
— Здравствуй, Игнат, — несмело улыбнулась мама, словно ожидая от него подвоха, но, слава богу, он промолчал. Зато мама склонилась ко мне и тихо сказала, сведя брови к переносице:
— Поздоровайся, Яра. Некрасиво.
Я едва не закатила глаза, но взяла себя в руки и небрежно сказала:
— Привет, Игнат.
Все так же не отрывая глаз от телефона, он отсалютовал мне ладонью. А после встал и, на ходу отвечая на звонок, вышел из-за стола. Единственное, что я слышала, было:
— Слушаю, детка.
Наверняка звонит та девчонка… Перед глазами промелькнула картина их поцелуя, и я снова разозлилась.
Ревность? Нет, не ревность! Просто он меня бесит!
— Никаких манер, — покачал головой Костя.
— Милый, ты слишком много требуешь от мальчика, — улыбнулась мама. — Он подросток, а это время бунта против системы.
Я недовольно на нее посмотрела. Время бунта? Да нет, мам, он просто редкостный придурок. Все просто.
— Какой он еще подросток? Уже здоровенный лоб, — поморщился Костя. — В зале жмет больше, чем я. На нем пахать и пахать, а я все жалею. Оплачиваю каждый каприз.