Валера имеет неоспоримый авторитет в посёлке Муторай и проводит будни в ежедневных махачах, по выходным пьёт пиво с корешами и трещит о бабах.
В жизни Валеры всё на мази, пока ему нежданчиком не прилетает арматурой по голове.
Валера открывает глаза почти сразу, полный решимости наказать обидчиков, но, как оказалось, уже не в своём теле.
Валера
Глава 1. Выживший в Муторае
Есть чё-то особенное в посёлке Муторай. Местные угорают, типа «мутный рай». Я с корешем добазарился так клуб выкупить и назвать. Ну, когда бабки замутим. А когда эти бабки замутим — уже никакого Муторая не будет. Об этом местные уже давно говорят.
Посёлок меньше, чем военные заслуги проспиртованного деда. Полтора квадратных метра на пятьсот пятьдесят душ. Я знаю каждую здешнюю собаку, но что более важно — каждая здешняя собака знает меня.
Преследуя двух девятиклассников этим солнечным днём, я жую табак во рту. Эти додики в шапках-пидорках опасливо оборачиваются и шушукаются, покрепче вцепившись в лямки своих рюкзаков. Вряд ли они знают, как я выгляжу, но моё имя уж точно слышали.
Сплюнув пережёванный снюс, я прибавляю шагу и прохожу мимо, когда они притормаживают на пустой остановке. Ссыкуют завернуть в подворотню. Хорошо их всё-таки воспитали мамашки. Может, и выживут в Муторае.
Быстро потеряв интерес к школьникам, я пересекаю дорогу и захожу в магазин. Мой выбор остаётся неизменным вот уже несколько лет подряд с тех пор, как закончил школу. А школу я закончил лет пять назад.
Открыв холодильник, я вытаскиваю жигулёвское и сразу иду на кассу.
— Как житуха, Люб? — спрашиваю я.
Взрослая тётка с перегидрольным каре отвлекается от рассортировки товаров и окидывает меня хмурым взором. Так все глядят, кто в Муторае отбывает от десяточки до пожизненной. Мы называем это «дохлый взгляд». Люба пытается скрыть его, ежедневно измазывая веки яркими радостными тенями, но нихуя лучше от этого не выглядит.
— Ты охуел? — отвечает она чуть погодя, тяжело пыхтя, пока поднимается с корточек на ноги. Лишний вес мешает ей быть девочкой, которой она так отчаянно пытается казаться вот уже шестой десяток. — Какая я те Люба?
— Любовь? — Я обнажаю зубы. Продавщица закатывает глазища и лениво машет рукой, которой может нокаутировать меня не напрягаясь.
— Сигареты нада? — спрашивает она тоном недоступной девицы.
— Надо, — киваю я. — Дашь в долг?
— Даст в долг тебе сверстница, — цокает Любка. — Это не дешёвый бордель, Валер, а магазин. Денег нет — полож пиво на место и дуй в пизду.
— Да на пиво-то я принёс. — Вытащив из кармана мятую купюру, я протягиваю её Любе. Та сразу же выхватывает её из моей руки и пробивает банку. Только после этого она начинает считать сдачу, ловко орудуя длинными ногтями с облупившимся лаком. Мои деньги звенят в монетнице. Люба раздражённо захлопывает кассу.
— Как батя поживает? — любопытствует она, хотя в её голосе больше недовольства, чем интереса.