Валера

— Опять в запое, — честно отвечаю я и несколько раз дёргаю за кольцо. Пиво шипит и пенится. Я делаю первый глоток и блаженно выдыхаю. В этой жизни пока ничего лучше не придумали. Расхваленный секс — хуйня по сравнению с этим. Я продолжаю свой рассказ: — Позавчера белку словил. Бродил ошалелый и ёбнулся в люк. Его с утра вытащили, а он обматерил всех и ушёл дальше бухать с собутыльниками.

— Ясно, — хмыкает Люба и отворачивается.

Я и сам не планирую с ней трепаться. Мне есть с кем обосрать своего отца-неудачника.

Сделав ещё пару глотков живительного жигуля, я двигаю на выход.

Несмотря на знойное солнце, ветер дует изо всех сил, поднимая пыль на дорогах и многочисленный мусор, который отсюда не вывозят. Муторай тонет в отходах. Не только производственных, но и человеческих. Сюда в здравом уме не переезжают, и здесь не задерживаются, если на руках появлялись бабки. А бабки в Муторае найти тот ещё гемор. Вдоль теплотрассы стоит несколько заводов, где платят гроши. Вот и получается, что пацаны выпрыгивают из пизды за школьную парту, а после девятого (дай бог, если отсидят) пинком в армию, и сразу после — на завод. С завода домой — за бутылку — так до самой смерти. Я на завод не пошёл. У меня свой путь.

Стоя на пороге магазина, прямо сейчас я смакую пиво и наслаждаюсь видом: Лёха, Коля и Димон щемят школьников, оставшихся испытывать судьбу на остановке. Когда я преследовал их, то собирался предупредить, что на этой улице беспечно лучше не шляться. На ней живут не самые здравые пацаны, а именно: Лёха — Лысый, Коля — Пыльный и Димон — Беззубый.

С кликухами в Муторае не парятся. Достаточно провафлиться однажды или уродиться с дефектом — твоё имя сразу же перестаёт иметь здесь вес.

Я опустошаю остатки жигуля залпом. Нет, всё-таки что-то изменилось в этом пиве. Когда я учился в средней школе, оно было гораздо вкуснее. Сейчас же это просто закос под пиво, а на деле — ослиная моча с дрожжами.

Смяв банку, я иду через пустую дорогу. Где-то там, вдали, виднеется вяло плетущийся автобус.

Я знаю, что должен делать, и не собираюсь медлить.

— Слышь, гондон, у тебя жизни, что ли, бесконечные? — шепелявит Беззубый. Я отголосками улавливаю диалог этих утырков со школьниками, судя по всему, отличниками.

— Но у нас нет денег… — бубнит один из школяров.

— А мы ща проверим. — Лысый хватает одного из мальцов за воротник и начинает нещадно лупить по щекам. Мне никогда не нравился их подход.

Хоть я и ни разу не лучше, чем эти уродцы, но я хотя бы пизжу за дело, а не ради удовольствия. Только это отличает меня от них.

Некоторые в Муторае за глаза окрестили меня «плешивым», но это долгая история, как у меня появился шрам на брови. Другие робко шепчут, что я «справедливость».

Лично мне больше нравится прозвище, которое я получил в армии. Там меня звали ВАЛ. Потому что я делаю всё бесшумно и всегда попадаю в цель.

Смятая банка пива попадает Пыльному в голову. Только он из всей шайки успевает оглянуться, когда я уже лечу в их сторону. Пыльный перепугано вскрикивает и трясёт руками, тормоша Лысого. Тот поздно оборачивается. В его рожу прилетает мой гранитный кулак.
Я сшиб несчастного уёбка с ног.
Лысый воет от боли, пока двое других кидаются на меня. Судя по всему, сегодня в их карманах пусто: ни раскладного ножа, ни шокера, ножа-бабочки, перцовки, даже использованного баяна не вытаскивают, видать, притащились с труб после того, как замутили там пару водных. Их глаза красные от дудки, а движения смазанные. Я легко маневрирую и бью Пыльному с ноги в живот, после чего рукой велю школьникам сдристнуть. Пацаны чё-то тупят, переглядываются неуверенно и по-дурацки машут бошками, видать, в знак благодарности, прежде чем рвут когти.

— Плешивый, блять, — встав с колен, яростно приветствует меня Лысый. Судя по его виду, он совсем не ожидал меня здесь увидеть. — Какого хуя ты на нашем районе?!

— Это район Тараса. — Я гляжу на них тем самым «дохлым взглядом». Они пялят на меня аналогично, пока незаметно пошатываются в мою сторону.

— Да на хуй твоего Тараса, — огрызается Пыльный. — Пидорасы, вы оба… Сегодня отделаем тебя, а завтра его. Эту хуйню, — тыча в валяющуюся на дороге банку жигуля пальцем, он страстно обещает: — В очко тебе запихаю, богом клянусь.