— Полагаю, что так, — с нервным смешком ответил он. — В современном стиле.
— Как это?
— Еще во время моей учебы считалось не вполне приличным юноше и девушке оставаться наедине, — отозвался он уже с искренним весельем. — После войны взгляды, насколько я знаю, переменились, да и до нее процесс начался, но все равно. Если бы у тебя были строгие родители, они бы мне этого не простили.
— Если бы отец был жив, ты бы ему очень понравился, и меня тебе он доверил бы без малейших сомнений, — не согласилась Анна. — Вот про маму не скажу, я ее не застала…
— Извини, — нахмурился он. — Я сказал это не подумав.
— Все в порядке, — возразила она, положила ладонь на локоть его опорной руки и улыбнулась. — Мне не хватает папы, но не настолько, чтобы каждое упоминание причиняло боль. Люди умирают, с этим ничего не поделаешь. Зато я точно знаю, что душа его в покое. Как верят чжуры, ушла, чтобы родиться вновь, или, как учит христианство, отправилась на небо, — не знаю, но — в покое.
— Ты очень необычная девушка, — заметил Дмитрий.
— Действительно, — еще шире улыбнулась она.
Ему остро хотелось ее поцеловать, и некоторое время он упрямо боролся с этим желанием, но все чаще задерживался взглядом на губах. Он помнил их нежность, тепло, чуткость, и эти воспоминания не давали покоя. Останавливало только одно: понимание, что одним поцелуем довольствоваться не получится, и он попросту боялся отпугнуть ее чрезмерным напором. Слишком явственно стояло перед глазами недавнее видение стройных бедер, обтянутых мягкой тканью, чтобы удержать при себе руки.
Впрочем, может быть, так даже лучше? И она перестанет дразнить его и испытывать терпение, если поймет и ощутит, к чему это может привести? В конце концов, он точно остановится, если она испугается и воспротивится, в этом он не сомневался, так почему бы и не?..
Мысленно выдав себе эту моральную индульгенцию, он склонился ниже и на пару мгновений замер, давая ей возможность ускользнуть, прервать его сомнения разговором. Но в ответ встретил только глубокий, темный взгляд, в котором читалось ожидание и предвкушение.
Она подалась навстречу и на поцелуй ответила сразу, охотно, без раздумий. Закопалась пальцами в его волосы, словно собиралась удержать и не позволить отстраниться, но… Чему тут удивляться, в самом деле? Он, кажется, достаточно ее узнал, так почему ждал внезапной девичьей скромности?
На несколько мгновений его совесть успокоило то обстоятельство, что в подобном положении было неудобно целоваться, а уж тем более — распускать руки. Но спокойствие оказалось скоротечным: через несколько мгновений они оба одновременно выпрямились и столь же одновременно подвинулись на одеяле — подальше от "стола" и поближе друг к другу. Дмитрий запоздало подумал, что это неправильно и он не должен так поступать, но…
Слишком хотелось позволить себе что-то большее. Ласковая, гибкая, отзывчивая, она умопомрачительно пахла чем-то сладковато-пряным, губы хранили легкий ягодный вкус вина, а ее пальцы, путавшиеся в волосах и цеплявшиеся за плечи, совершенно лишали силы воли. Через несколько секунд она уже боком сидела у него на коленях, прижимаясь всем телом, и явно не смущалась ни тесных объятий, ни его ладони, сжавшей ее бедро.
Внезапно представившаяся возможность воплотить то, о чем даже мечтать не стоило, ударила в голову сильнее, чем могли бы несколько бутылок вина. Дмитрий даже не сообразил, как и в какой момент это произошло, но надоедливая юбка вдруг перестала путаться под руками, а девушка оказалась сидящей уже не боком, а верхом на его бедрах. И кобура почему-то совсем не мешалась…
А куда она вообще делась, эта кобура?
Ответ на этот вопрос пришел еще через мгновение, когда ладони Анны прошлись по его спине уже под рубахой — словно кипятком по нервам. Он крепко стиснул ее в объятьях, еще теснее прижимая ее бедра к своим, и поймал губами прерывистый сладкий вздох.
— Что ты со мной делаешь, бесовка… — хрипло пробормотал, осыпая поцелуями шею и ключицы в вырезе блузки.
— Снимаю с тебя рубашку, — тихо рассмеялась она в ответ. — Крючки на спине, помоги…
Дмитрий еще не сообразил, что за крючки и о чем речь, а пальцы уже нашли их и принялись торопливо, сбиваясь, расстегивать. Когда он управился с застежкой корсажа, девушка решительно потянула вверх его рубашку. Охотник не стал противиться, но — со злой мыслью, что с головой в холодную речку лучше без одежды, чтобы сушить не пришлось. А через мгновение перехватил ее запястья и, слегка отстранившись, заговорил как мог решительно: