Кроатоан

— Ну хватит, Де Сото, — тихо говорит Ларедо, стоя перед скотобойней.

Раздается последний выстрел.

Де Сото валится вбок с удивленным выражением, как будто его мозг отказывается примириться с идеей о своем разрушении. По его телу пробегает легкая дрожь, и Де Сото и его H&K замирают. Ларедо тоже дрожит, обеими руками сжимая пистолет Мавра с дымящимся стволом, — пистолет валялся неподалеку, вместе с кобурой. Никогда прежде Ларедо не убивал человека иначе как посредством подписания документа. Он обнаруживает, что этот новый способ убийства гораздо полезнее для здоровья.

Наконец-то мир. Ну почти.

Человеческая многоножка продолжает свой извилистый путь, и теперь ничто ей не препятствует. С другой стороны, Ларедо замечает, что поток сползающих с дерева иссяк, кривая больше не удлиняется. Многоножка готова, в ней не меньше десяти метров в длину. Она движется с шумом, напоминающим ветреную осень. Конечности разных тел идеально выполняют общую работу, и существо делает один поворот за другим, его изгибы поразительно точны: это как балет для одного исполнителя. А затем происходит новое событие. С изяществом обогнув трупы, отпавшие от ее совершенного тела, многоножка останавливается и замирает перед Ларедо. Приблизительно в трех метрах. Как будто она его видит.

Непонятно только, каким образом она может его видеть: ведь люди (по крайней мере, прежде они именовались так) в голове существа вовсе не смотрят на Ларедо. Самый первый, стоящий на четвереньках и удерживающий вес товарища, — это пожилой мужчина с опущенной головой. Второй, лежащий спиной на старике, — молодой человек (в прошлом), лишившийся одного глаза, а уцелевший его глаз направлен в небо, к брюхастым тучам, стелющимся над молчаливой планетой. Глядя вверх, парень открывает и закрывает рот.

Ларедо осознаёт, что новое существо можно рассматривать в двух ракурсах.

Первый — это тело за телом, часть за частью, по раздельности: мужские ноги, детский животик, девичьи руки, бедра и колени следующего мужчины…

Это очень болезненный ракурс. Как рассматривать развешенные на стене фотографии прошлого века и останавливаться на каждом из ныне покойных людей, на каждом черно-белом взгляде, на каждом лице, улыбающемся из небытия. Когда Ларедо смотрит в такой перспективе, эти сопящие тела, голые и выгнутые, перемазанные кровью и землей, вызывают у него тошноту.

Однако, сделав над собой усилие и полуприкрыв глаза, Ларедо начинает видеть иначе: все в целом. Прекрасная длинная гусеница с волнистым хребтом на фоне догорающей сигнальной шашки. Единый независимый механизм, который не нуждается в похвалах Ларедо и равнодушен к его упрекам. Человеческая Гусеница. Ларедо даже представляет себе ее запах: пот, плоть и смола.

Существо близко к совершенству во всех своих составляющих, в слаженном механизме всех конечностей. Поразительно и даже прекрасно.

Новые времена.

— Предлагаю договор. — Ларедо обращается к существу, даже не зная, способно ли оно его понять. — Ты не приближаешься, я не причиняю тебе вреда.

Ларедо не убирает пистолет, но ствол опускает. Как будто тренирует домашнего питомца.

Короткая пауза, а потом, повинуясь безмолвному импульсу, существо продолжает движение, но не в сторону «линии» и не в сторону Ларедо. Оно проходит мимо него парадным маршем, руки и ноги движутся в точном стремительном ритме, с шумом уборочной машины, подметающей листья в парке; многоножка безошибочно, с чудесной ловкостью огибает ствол дерева и удаляется.

Ларедо задумчиво смотрит ей вслед. Вот он, самый главный вопрос, как выразился бы Мавр, сомнение, которое он должен разрешить здесь и сейчас: что предпочтительнее — задумчиво стоять тут в одиночку или обрести полную ясность рядом с другими.

Может быть, он ответит скоро, а может быть, и нет.

Как бы то ни было, у Ларедо и сейчас есть пистолет в руке и «линия» в метре от его ног. И оба эти факта его успокаивают.

27. Решения

Кармела с помощью Нико подвергает труп Дино Лиццарди наружному осмотру. Нико и все остальные ждут выводов, но Кармела не знает, что сказать. Она не находит внятного объяснения: что могло случиться с итальянцем, почему он подвергся такому свирепому нападению изнутри. Единственное, что приходит ей в голову, ей самой кажется бредом.