Обоз с пушками втягивался в село и я послал рынд провести, так сказать, политбеседу и напомнить воинству, что мы идем по русским землям. А раз так, то Дмитрий Юрьевич все делает правильно, а коли я кого на том же поймаю, то не только вздерну, но и весь род из воинского сословия выпишу.
Еще двоих, качавшихся на одном суку, мы встретили через день.
— Эдак братанич все войско перевешает, — пробурчал я себе под нос, но Волк услышал.
— Ништо, княже, видишь, сколь мы прошли, а мертвяков все меньше. Поначалу семь, потом четверо, сейчас два. Видать, вразумление действует.
И точно — больше до самой штаб-квартиры под Белевом никаких примет средневековья с кружащими над ними воронами не попадалось.
Лагерь над Окой встретил упорядоченной суетой: перекрикивалась стража на обращенных к ледяной крепости острожках, приезжали и уезжали конные разъезды, дымили костры, плотники рубили настилы под пушки, вдали толпа воев внимала трубной проповеди Ипатия.
— От царя Махмуда приходили царев зять Елибердей, да князь Усеин Сараев, да Сеунь-Хозя, — Голтяй успел, едва появившись, выехать к татарам парламентером и теперь, сидючи у жаровни в двухслойном шатре, рассказывал о результатах уже мне.
— Стоят тут, почитай, осьмую седмицу, уходить не хотят, да и куда им идти? На полдень Седи-Яхматовы татары, на восход малого Мухаммеда, а на другие стороны великих князей земля, — дипломатично отвесил два поклона Андрей.
— Зело боятся войска великих князей и ся дают во власть вашу и детей в заложники. И хочет подписать взметную грамоту, клянется не причинять никоего зла и быть в любви до смерти, а сыновьям заказать на русские земли ходить.
Но пока, насколько я понял, ходят они именно на русские земли — жрать-то хочется, а прокормить такую ораву непросто. Оттого и рязанцы, и даже наместник брянский прислали воев.
— Почему не согласились?
— Без великих без князей никак не мочно.
— Ладно, утро вечера мудренее, обмыслим.
Ближники вышли, Вакула и Волк заняли свои позиции при входе. Дима привычно повернул голову, чтобы приказать выйти Зарке…
Эх, какая девка была, огонь!
В предбаннике возник шум, в щель всунул голову Вакула и пробасил:
— Григорий Протасьич, воевода мценской, умоляет принять и выслушать.
Дима дернул щекой — с чего бы Вакуле за одного из десятка воевод просить? Не иначе, серебришко звякнуло.
Но воеводу мы выслушали. Кряжистый дядька, волосы соль с перцем, рожа в шрамах — всю жизнь в пограничье, с копья вскормлен, из шелома вспоен, — первым делом попытался повалиться в ноги.
Мы его с двух сторон под локотки подхватили, на подушки ордынские усадили и… Короче, к нам пришел кунак Улу-Мухаммеда. Лихой воин-порубежник многажды бил и гонял татарские отряды, да как-то раз слишком поверил в данное ему слово и попал в плен мурзе Айдару. А Улу-Мухаммед, узнав обстоятельства пленения, Айдара наказал, а Протасьича обласкал, наградил и отпустил. И потому наш визави принялся упрашивать отпустить хана с миром.