Князья да бояре понемногу покинули думную палату, дьяк на вощанице сделал последние записи, я в приподнятом состоянии духа заскочил на поварню, чтобы сожрать хоть пару пирожков и застал там все тот же дух суматохи и неразберихи — курицы, конечно, по клетям не бегали, но бестолково суетились кухонные мужики, навроде давешнего холопа, за стеной кого-то распекали, не стесняясь в выражениях, так что я предпочел убраться подобру-поздорову, а то зашибут ненароком великого князя и прощай все грандиозные планы.
Выскользнул обратно в крытые сени, где меня нагнал Волк и со зверски серьезной рожей шепнул на ухо, что Липка сейчас в подклете, одна.
— Двери, — приказал я, заворачивая на лесенку вниз.
— Само собой, княже.
Еле ступая мягкими сафьяновыми сапогами, я прислушиваясь, шел по подклету, пока не услышал шебуршание в одной из клетушек. Тихо подкравшись, я заглянул внутрь — так и есть, Липкина русая коса толщиной в руку спускалась вдоль спины на… вот за это место я ее и ухватил.
Липка испуганно взвизгнула и попыталась вывернутся, но оказалась прямо лицом к лицу со мной и я впился в ее пухлые губы, не забывая тащить наверх подол синего сарафана и льняную нижнюю рубашку.
— Ох, княже, — обмякла Липка и ответила на поцелуй.
Через полчаса, за которые мы успели не только раздеться догола, но и многое другое, я сидел на лавке, привалившись к стене и обхватив сидевшую у меня на коленях Липку за талию, и наблюдал, как в полумраке клетушки она, лукаво улыбаясь, переплетала косу. Вяло шевельнулась мысль «А не повторить ли?», но благостная истома во всем организме подсказала, что не стоит. Будут еще у нас такие моменты, будут.
Через час манипуляции с косами, выпавшими из-под снятого повойника, проделывала уже Маша.
— А скажи мне, солнце, что это нынче на птичьем дворе творилось, что холоп с курями нам в ноги бросился?
Машка замерла и даже со спины было видно, что покраснела. Очень ответственная у меня жена — нерадение-то очевидное, причем в ее хозяйстве, вот и переживает.
— Ремезу спасибо, он все в шутку обернул, так что не для острастки, а любопытства ради спрашиваю.
— Ой, Вася… я по слову твоему затеяла учет всего хозяйства, с записью. Где сколько бочек с рыбой, мешков с мукой, жбанов с квасом и прочего.
— Так, и велика ли недостача? — проницательно спросил я.
Машка удивленно распахнула на меня свои синие глаза — надо же, сколь муж многомудр, не видал, а уже знает! А я просто ни секундочки не верил, что даже здесь, где мораль гораздо строже, материальными ценностями занимаются бесплотные ангелы. Не ангельское это занятие в принципе, обязательно что-нибудь к рукам да и прилипнет, даже если не сильно хочешь. Потому что человек при ценностях не один, у него есть семья, друзья, сотрудники, начальники, родственники и всем всегда что-нибудь нужно. Так что даже из самых добрых побуждений прилипает, не бывает, чтоб не прилипало.
— По-разному, Вася, — повинилась моя хозяюшка. — Где малости не хватает, а вот толокна трети недосчитались.
Ого. Это кто ж так лихо у меня ворует?
Маша закончила укладывать волосы на ночь и юркнула под свое одеяло — мы все еще спали раздельно, хоть и на одной кровати.
— Вот что с ними делать?
— Очень просто. Где недостача не боле десятой части — вразумить, можно вожжами на конюшне. Где не боле двадцатой — наградить, но не слишком.