– Хейден, я ценю то, что ты сделал для меня сегодня. Очень. Но прямо сейчас я действительно не могу об этом говорить.
От его взгляда у меня защемило сердце. Он жалел меня… снова.
– Я за тебя беспокоюсь. И не могу отпустить тебя домой в таком состоянии, потому что ты мне рассказывала, что мало общаешься со своими родителями, и я знаю, какие у тебя подруги. А теперь я увидел твоего великолепного брата. Это съест тебя живьем. Мне просто хочется, чтобы ты выговорилась. Не держала это в себе.
– Я не привыкла так справляться с подобными ситуациями. – Какое-то время я думала, что понимала брата. Думала, что раскрыла великую загадку того, почему он препирался с родителями, – решила, что Дрю просто пытался высказать свое мнение. Но если то, как он высказывал свое мнение, так влияло на чувства других людей, то меня полностью устраивал возврат к принципу соблюдения спокойствия. К принципу, когда я просто соглашалась со всеми.
Хейден сел на качели, и мне стало очевидно, что он терпеливо будет ждать, когда я произнесу хоть слово. Я же не знала, что еще сказать. Никто никогда прежде не пытался вызвать меня на откровенность. Возможно, если просто начну говорить о других вещах, то он поймет, что эту тему мне не хочется обсуждать. Потому что мне трудно будет сдержать эмоции, если это произойдет. Я присела рядом с ним:
– У нас никогда не было качелей. Ты часто здесь сидишь?
– Не так часто, как может сидеть человек, у которого есть качели на крыльце его дома.
– Не думаю, что когда-либо анализировала, как часто человек, у которого есть качели на крыльце его дома, может их использовать.
– Ну, у меня они есть, и ими не пользуются.
Я улыбнулась:
– Это доска для серфинга?
Он на мгновение замер, будто пришел в замешательство, а затем кивнул:
– Да.
– Семнадцать вопросов.
– Этот был восемнадцатым.
– Нет, потому что ты не ответил на вопрос насчет соревнований. Ты просто его проанализировал.
– Верно.
Я подняла на сиденье качелей ноги, обхватив их руками:
– Тебе нравится серфить?
– Нравится.