Конторщица-4

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мы знакомы? — прервала затянувшуюся паузу я.

— Отчасти, — усмехнулся мужчина и развёл руками — на мизинце левой руки сверкнул массивный золотой перстень с крупным камнем.

— Простите, я не припомню, — мои мысли заметались: может быть это какой-то Лидочкин знакомый до моего попадания в неё? Или вообще — дальний родственник? И вот что я сейчас должна делать?

— У вас такой изумлённый вид, — блеснул глазами мужчина, — что мне хотелось ещё подержать МХАТовскую паузу, но не буду испытывать ваше терпение. Я — Алексей Назарович.

Я продолжала недоумённо взирать на Алексея Назаровича. Мне это имя ничего не говорило. Вот вообще.

— Бурдыгин я. Алексей Назарович, — опять повторил мужчина, уже без улыбки и, видя моё непонимание, добавил, — я заместитель директора «Днепровагонмаша». Вы мне звонили по отчету в прошлом квартале.

— Ах, да! Теперь вспомнила! — обрадовалась я и подарила замечательному Алексею Назаровичу одну из своих самых фирменных улыбок. — Извините, что не признала вас, Алексей Назарович, но по телефону голос же по-другому звучит.

— Ничего страшного, Лидия Степановна, — вернул мне улыбку Бурдыгин, — мы же друг друга никогда не видели. А как там Фёдор Кузьмич поживает?

Ответить о судьбе Кузнецова мне помешала похожая на стаю сорок, многочисленная делегация женщин откуда-то из Средней Азии, они явно нервничали и гомонили все одновременно и столь торопливо и многословно, что продолжить разговор с Бурдыгиным не представлялось возможности.

Он тоже был не рад этому и, как только трескучая делегация прошествовала дальше, на свои места, сразу же предложил:

— Лидия Степановна, а давайте, может, в перерыве поговорим? Будет потише. Мне с вами обсудить кое-что важное надо.

— Хорошо, — кивнула я с несколько озадаченным видом.

— Тогда сразу по окончанию спускайтесь на первый этаж, я вас буду ждать возле информационного стенда. Там ещё зеленый уголок рядышком. Не перепутаете?

Я уверила Алексея Назаровича, что не перепутаю, и мы разошлись по своим местам.

Ну что я могу сказать? Сам съезд не произвёл на меня никакого впечатления. От слова вообще. Да, убранство зала заседаний поражало монументальностью и внушительным размахом. Начиная от огромных хрустальных люстр, размерами со средний айсберг у берегов Антарктиды и до тяжелого бархатного занавеса на сцене. Народу из разных делегаций было столь много, что аж рябило в глазах и от монотонного гула голосов начинал дёргаться левый глаз.

Здесь были представительницы от делегатских собраний «Женщины — на производстве!» и от пленума Комитета советских женщин. Кроме того, были и другие причастные и заинтересованные дамы. И каждая из них нарядилась на такое торжественное событие как смогла, вылив при этом на себя полфлакона духов. Все эти густые насыщенные ароматы сладких духов, типа «Опиум» или «Красная Москва», смешивались с ядрёными запахами пота, ароматами из буфета и запахами паркетной мастики. Всё это амбре витало в зале и от удушающих ароматов начинала болеть голова.

Мой доклад был во второй части. После того, как строгая, застёгнутая на все пуговицы, ответственная женщина передала мне текст моего доклада, изрядно сокращённый и одобренный высокой комиссией, и строгим голосом сообщила, что у меня будет всего пять минут, я сперва растерялась. После усекновения, мой текст потерял все свои «изюминки» и мне пришлось зубрить его заново. Впрочем, первые докладчики, как я убедилась, читали текст с листочков, и все воспринимали это нормально. Здесь главное было — похлопать в нужном месте.

Терешкову я рассмотреть так и не смогла — слишком уж далеко находились наши ряды от сцены. «Ну и ладно, не больно то и хотелось», — расстроенно подумала я и углубилась в изучение новой версии отцензуренного доклада.

Когда объявили перерыв, я вздохнула с облегчением, заседание тянулось невыносимо скучно. Хотя другие женщины были вполне довольны. Мои соседки по делегации потянулись в буфет. Я же, сославшись на необходимость порепетировать доклад, удалилась на первый этаж.

Там меня уже ждал Бурдыгин.