— Не то слово! — хмыкнула я, — а когда ты опубликуешь заметку — обещаю, что полыхнёт так, что «ой».
— Вот прямо «ой»? — хихикнул в трубку Роберт.
— И даже больше, чем «ой»! — пообещала я. — Записывай адрес…
— Тогда до встречи!
— До встречи, — я положила трубку и показала язык репродукции Алёнушки у омута, которую Урсинович почему-то не стал выбрасывать, а наоборот, заменил ей раму и повесил на почётное место на стене.
В этот момент дверь без стука распахнулась, так, что я аж дёрнулась — привыкла, что без вызова ко мне не ходят. Это был Урсинович. Сердитый, надутый, решительный.
Называется — помяни чёрта.
Он неотвратимым «Титаником» вошел в кабинет и окинул обстановку хозяйским взглядом. Молча.
Я тоже молчала.
Пауза затянулась.
Наконец, Урсинович не выдержал первым:
— Лидия Степановна! Что это было на совещании? Вы зачем это на меня Альберту Давидовичу наговариваете? Сами наделали ошибок, сами некомпетентны, причём по всем вопросам, и сразу на меня всё свалили! Очень удобная позиция! Но я вам скажу! Я скажу! Это недостойный и подлый поступок! Это… — он что-то ещё говорил и говорил, а моё сознание отключилась от его наездов и весь этот сердитый бубнёж проходил мимо, фоном.
А я сидела, рассматривала этого человека и офигевала. Ну ведь бывают же такие люди! Всё его поведение, от наглого появления в моём кабинете и до подставы с отчётом — всё это вызывало во мне дикое омерзение. Словно мерзкая плесень, а не человек.
— Лидия Степановна! — заметив моё выражение лица, возмутился Урсинович. — Вы что, меня не слушаете?
— Нет.
— А зачем я тут уже полчаса распинаюсь⁈
— Интересный вопрос. Действительно — зачем?
— Вы должны извиниться передо мной! А потом пойти к Альберту Давидовичу…
— Виктор Анатольевич! — тихо позвала я и Урсинович умолк.
— А?