Чтобы приблизительно оценить, как выглядела эта первая социальная сеть, антрополог из Университета штата Аризона Ким Хилл с коллегами опросил сотни охотников-собирателей из двух племен – аче из Парагвая и хадза из Танзании. Оба племени состояли из небольших групп; Хилл и его коллеги составили по списку людей из нескольких таких групп и спросили у других представителей, соответственно, аче и хадза, встречали ли они кого-нибудь из этих списков. Исследователи пришли к выводу, что у каждого мужчины в течение жизни социальное окружение складывалось примерно из тысячи человек. Это гораздо больше, чем у каких-либо других приматов, – самцы шимпанзе взаимодействуют только с 20 другими самцами за всю жизнь.
Как только все эти разрозненные фрагменты встали на свои места, кумулятивная культура начала стремительное развитие. Люди смогли наследовать сложные культурные традиции, экспериментировать с ними и затем бережно передавать будущим поколениям. То было зарождение новой формы наследственности, поразительно похожее на зарождение первых систем наследственности на ранней Земле[1015]. Первые геномы были настолько подвержены ошибкам во время репликации, что не могли стать большими. Как только жизнь получила надежный способ передачи наследственной информации, она смогла сформировать сложные клетки. Возможно, люди также преодолели определенный порог и попали в новый мир сложной культуры.
Австралийская девочка-абориген, родившаяся 50 000 лет назад, получила колоссальное наследство от своих предков. Оно состояло из родительских генов, возможно, с некоторыми эпигенетическими метками. Она унаследовала часть микробиома матери, а также митохондрии, которые миллиарды лет назад были независимыми бактериями. С самого детства малышка слышала язык своей группы и осваивала его. Она перенимала традиции взаимодействия с окружающими, различные для общения внутри семьи и при контактах с посторонними. Ее мать и сестры, вероятно, передали ей огромный набор накопленных предыдущими поколениями знаний о том, как готовить еду, принимать роды, использовать растения для лечения больных. Девочка унаследовала представления о мире, согласно которым она и те, кого она знала, занимали в нем значимое место.
Малышка получила в наследство еще кое-что: измененную человеком среду обитания[1016].
Среда обитания влияет на каждый вид, который в ней проживает. Когда виды борются за выживание, у них развиваются приспособления к среде – будь то рыба, не замерзающая в Северном Ледовитом океане, или колибри с повышенной кислородной емкостью крови для полета над Андами. Но некоторые виды могут пускать этот процесс в обратном направлении. Даже когда окружающая среда формирует их, они формируют свою окружающую среду. Слоны, например, обрывают ветви деревьев и расщепляют стволы вдоль. Ящерицы, насекомые и другие животные могут заселить эти ранее недоступные для них деревья. После буйства слонов в кроне густого леса образуются просветы, и больше света доходит до небольших растений (и способствует их росту), которыми питаются гориллы и кистеухие свиньи. Слоны могут превращать редколесья в саванны, удобрять их своим навозом и поддерживать очищенными от деревьев. Таким образом, слоны сами создают себе среду обитания.
Сначала наши предки оказывали слабое влияние на окружающую среду. Они были всего лишь человекообразными обезьянами, умевшими передвигаться на двух ногах в поисках фруктов, семян и клубней, а также случайных трупов, которые они объедали в компании с гиенами и стервятниками. Но потом они начали изменять окружающую среду. Первым инструментом для этого, вероятно, стал огонь.
Старейшие известные свидетельства использования огня были найдены в одной из пещер Южной Африки. Здесь ученые обнаружили фрагменты обугленной кости и растительного материала возрастом в миллион лет. На протяжении сотен тысяч лет наши предки, вероятно, поддерживали огонь только в очагах и исключительно для приготовления пищи. Но
К тому времени как добраться до Австралии, люди уже умели с помощью огня полностью менять ландшафт[1018]. Аборигены шли по лугам с неугасимо тлеющими палками[1019]. Следы первых таких факелов в виде тонкого слоя угля в земле на глубину нескольких ярдов до сих пор остались на континенте. Огонь был настолько важным элементом жизни аборигенов, что отразился в их представлениях о мире. В одной легенде о сотворении мира люди и животные сначала выглядели по-другому. Божество использовало горящую палку, чтобы поджечь мир, и только после сожжения все живые существа приняли нынешний облик. Когда первые европейцы достигли Австралии, она все еще горела. «Куда бы мы ни направились, мы видели дым днем и огонь ночью», – писал в 1770 г. в своем журнале капитан Джеймс Кук.
Аборигены использовали огонь и как орудие охоты – поджигая травяные угодья, чтобы выгнать оттуда кенгуру, ящериц, змей и других животных. Эти пожары могли длиться по нескольку дней. В других местностях они сжигали леса, чтобы способствовать повышению урожайности тех растений, которые хотели собрать, и росту численности тех животных, которых желали съесть. Эти поджоги проводились аккуратно, чтобы не уничтожить священные деревья. Вместе с остальными компонентами своей культуры аборигены унаследовали правила поджигания, а также – ландшафты, созданные огнем их предков.
Огонь – это всего лишь один из множества инструментов, используемых нами для охоты. Мы также изобрели копья, ловушки, сети и рыболовные крючки и научили своих детей их изготавливать и использовать. Культура поспособствовала тому, что люди стали бесподобными охотниками, следствием чего, возможно, стало вымирание животных, подобных мамонту и гигантскому ленивцу. Эти представители мегафауны сами были строителями экосистем, поэтому их исчезновение оказало глубокое воздействие на окружающую среду. На некоторых деревьях росли гигантские фрукты – и их семена распространялись с навозом гигантского животного. Теперь эти семена падали на землю рядом с деревом. Ряд экологов считает, что после «потери» своих мамонтов и других гигантских животных сибирские пастбища заросли мхом, который создал сегодняшние тундры.
Но человек влиял на растения, и попросту используя их в пищу[1020]. Люди, жившие в тропических лесах, собирали фрукты с диких деревьев и приносили их к местам своих стоянок для приготовления еды. Когда они уходили на новые места, семена оставались и из них вырастали дикие сады, к которым можно было вернуться через несколько лет. В Иране собиратели приносили дикие бобы со склонов холмов к реке, бобы вырастали на новом месте, а там собирать их было уже намного удобнее. Готовя семена для следующего посевного сезона, наши предки неосознанно отдавали предпочтение растениям с особенностями, позволяющими быстрее расти в новой среде. Эволюция растений теперь управлялась человеком.
Примерно 10 000 лет назад, в конце последнего оледенения, некоторые из используемых растений под влиянием человека начали становиться сельскохозяйственными культурами. Пшеница, просо, бобы и другие растения изменялись на территории Плодородного полумесяца. В Китае был рис, в Африке – сорго. В Мексике трава под названием теосинте стала кукурузой. И кое-где на этих территориях одомашнили таких диких животных, как, например, коровы, козы и овцы.
Та же способность к кумулятивной культуре, благодаря которой люди распространились по всем континентам, кроме Антарктиды, теперь помогала им превращать дикие земли вокруг себя в пашни и пастбища. Дети, рожденные в этих сельскохозяйственных общинах, наследовали традиции ведения хозяйства, а также земли, которые перестали быть дикими задолго до их рождения. Аграрная революция значительно увеличила численность нашего вида, и в результате многие земледельцы стали отчаянно нуждаться в земле. Они переместились на открытые пространства, все еще населенные охотниками-собирателями, и прихватили с собой полный набор для сельского хозяйства: не только семена окультуренных растений, но и скот, седла, мотыги и унаследованные знания о том, как все это использовать для сбора урожая, варки пива, шитья кожаной обуви. Принесли они и всю остальную культуру. И эти земледельцы продолжили накапливать новые традиции. Научившись обрабатывать металлы, они смогли изготавливать серповидные лезвия и подковы. Для большинства рождавшихся тогда детей окружающая среда представляла собой сельскохозяйственный ландшафт – с фермами, домами, дорогами, деревнями и городами.
Именно культурное наследие привело к аграрной революции, и именно эта революция зародила традицию, которая дала наследственности ее имя. Наследники начали получать огромные богатства от своих предков.
Нет ничего нового в том, что родители передают потомкам ценности. Можно сказать, что и наши предки-рептилии делали то же самое 300 млн лет назад. Самки запасали в яйцах богатый белками желток, жертвуя собственными физиологическими ресурсами с целью передать их своим потомкам. Кормясь этим запасом в яйце, наши предки вылуплялись более сильными и имели больше шансов вырасти во взрослых особей. Потом, примерно 200 млн лет назад, рептилии эволюционировали в млекопитающих, и матери смогли передавать детенышам молоко. Когда наши давние прародители развились в лемуроподобных приматов, их подрастающее потомство стало нуждаться в еще большем количестве даров от родителей – от еды до защиты. На протяжении последних миллионов лет наши предки все сильнее оказывались зависимыми от родителей, потому что у них развился поразительно большой мозг.
Мозг потребляет в 20 раз больше энергии, чем мышцы. Ребенку ежедневно приходится половину полученных калорий направлять на кормление своих нейронов. Человеческий мозг достигает своего максимального размера к десятилетнему возрасту, но и тогда он не перестает развиваться. В подростковом мозге стремительно обрезаются связи между нейронами – но при этом создаются связи между удаленными друг от друга его областями. Уникальная анатомия человеческого мозга необходима для нашей уникальной способности к кумулятивной культуре. Но пока мозг развивается, детям нужна помощь родителей, чтобы получить необходимые ресурсы.
Когда 50 000 лет назад детям хотелось есть, они не могли просто взять и залезть в холодильник. Кому-то надо было убить для них животное или собрать растения и приготовить их на огне. Посмотрев на то, как выживают за счет охоты и собирательства некоторые современные популяции, можно представить себе мир, когда подобным образом жили все. Начиная с самого раннего возраста дети охотников-собирателей помогали находить еду и готовить ее. Но они по-прежнему потребляли больше калорий, чем приносили. Этот дефицит сокращался по мере того, как дети взрослели и становились способны работать больше. Но избыток возникал лишь тогда, когда они достигали позднего подросткового возраста[1021]. А до тех пор на покрытие создаваемого детьми дефицита должна была работать вся семья – не только родители, но и бабушки с дедушками.
У некоторых семей дела шли лучше, чем у других. Например, они умели делать более качественные стрелы, которые позволяли им получать больше дичи. Сообщества охотников-собирателей сдерживали это неравенство с помощью системы моральных суждений. Если успешный охотник не делился частью добытого мяса с другими семьями, это угрожало его доброму имени. Но подобные правила только сдерживали неравенство, они не устраняли его полностью[1022]. В сообществах охотников-собирателей дети из более удачливых семей по-прежнему получали больше еды и были здоровее, чем отпрыски других. Семьи объединялись в крупные социальные группы, которые обеспечивали бóльшую взаимопомощь во времена засух или других бедствий. При определенных условиях это неравенство в сообществах охотников-собирателей могло возрастать от поколения к поколению.
Антропологи описали особенно поразительный случай такого неравенства на острове Ванкувер. Племя нутка жило там не менее 4000 лет, промышляя лососем, шедшим на нерест в текущие на острове реки. Члены племени имели возможность не только накоптить достаточное количество рыбы для себя – оставшуюся в избытке добычу они продавали удаленным от моря племенам. Нутка процветали, им с лихвой хватало ресурсов для постройки деревянных домов, а также тотемных столбов – чтобы воздавать почести предкам. Однако это не привело племя к утопии всеобщего равенства.
Вожди нутка правили большими родственными группами, держа под своим контролем лучшие места для рыбной ловли на реках. Наследование узаконивало и расширяло их власть. Каждый вождь наследовал свое владычество от далекого духовного предка. Он отмечал получение этой власти своими детьми целым рядом экстравагантных празднеств. Могущественные семьи нутка на протяжении поколений становились все сильнее, в то время как другие влезали в долги. Некоторые члены племени настолько обнищали, что были вынуждены продаться в рабство, переселяясь с семьями в дома своих хозяев.