Если эта процедура действенна для мышей, то она сможет сработать и для человека. Коэн с коллегами собирал донорские яйцеклетки от здоровых молодых женщин. Ученые извлекали из них ооплазму и вводили ее в яйцеклетки женщин, тщетно пытающихся завести детей – как Морин Отт. Врачи предупредили Отт, что результат непредсказуем. В ооплазме находятся различные молекулы. Некоторые из них способны улучшить состояние эмбриона, однако другие могут и повредить его. Также, возможно, врачи внесут в яйцеклетку пациентки несколько митохондрий из донорской клетки. Если это произойдет, ребенок, рожденный в результате данной процедуры, получит митохондриальную ДНК донора. Таким образом генетическая информация будет унаследована не от двух, а от трех человек.
Отт не отпугнула перспектива, что ее ребенок получит гены еще от кого-то. Митохондрии отвечают только за синтез клеточного топлива и некоторые другие простые процессы в клетке. Они не определяют признаков, характеризующих личность. «Вот если бы я сказала, что хочу получить девочку-блондинку, тогда я могла бы счесть это неэтичным», – позднее объясняла Морин журналисту[1094].
Группа Коэна ввела ооплазму в 14 яйцеклеток Отт. Прошедшие процедуру яйцеклетки были оплодотворены сперматозоидами мужа, и начали развиваться девять эмбрионов. Через девять месяцев, в мае 1997 г., Отт родила здоровую девочку, которую назвали Эммой. Поверхностная проверка клеток Эммы не выявила никаких признаков донорских митохондрий.
Через два месяца после рождения Эммы группа Коэна опубликовала отчет о беспрецедентном случае с Отт в журнале
Журналистка заявила об обеспокоенности эмбриологов и политиков тем, что «такое лечение проводится без всестороннего обсуждения биологических и этических последствий для ребенка при наследовании генов от двух матерей». Рождерс писала, что на самом деле врачи создали «ребенка трех родителей».
Эта фраза засела в общественном сознании, и оказалось, что от нее невозможно избавиться. Канадская публицистка Наоми Лакриц выступила против «детей трех родителей», раскритиковав врачей за то, что их заботит только наука[1098]. «В сторону науку! – призывала Лакриц. – Что вы скажете об этических вопросах приготовления человеческой яичницы, в результате которой на свет появляется несчастный ребенок с генами от двух матерей?»
В 2001 г., когда Коэн с коллегами опубликовал новую статью о своей работе, страх перед детьми трех родителей разросся еще сильнее. Исследователи внимательно проанализировали ДНК некоторых детей, родившихся из обновленных ими яйцеклеток. Ученые обнаружили, что у двоих митохондрии были и от матери, и от донора ооплазмы.
«Это первый описанный случай генетической модификации зародышевой линии клеток, приведший к рождению здоровых детей», – заявили ученые[1099].
К тому времени в результате переноса ооплазмы на свет появились уже десятки детей. Возможно, некоторые их них также были генетически модифицированы. Несмотря на два десятилетия правительственных ограничений генной инженерии, эти врачи вальсировали прямо поверх вейсмановского барьера. Все введенные правила и директивы имели отношение только к исследованиям, финансируемым государством. Коэн с коллегами делали свою работу в частной клинике.
Такая вольница продлилась недолго. Через месяц после публикации своей статьи Коэн и его коллеги получили письмо из Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Подобное письмо пришло и в другие репродуктивные клиники Америки, выполняющие перенос ооплазмы. Управление сообщало, что теперь перенос ооплазмы попадает под его юрисдикцию. Отныне данная процедура имеет официальный статус экспериментального лекарственного средства. Это означало, что каждый, кто захочет ее провести, должен сначала заполнить кучу документов и принять множество мер, гарантирующих безопасность процедуры. С этими требованиями могли справиться крупные фармацевтические компании, но никак не мелкие клиники. В итоге Коэн и другие врачи прекратили заниматься в США переносом ооплазмы.
Однако два американских врача – сотрудники медицинской школы Нью-Йоркского университета Джейми Грифо и Джон Чжан – не захотели останавливаться. Они как раз работали над улучшенным вариантом переноса ооплазмы, когда Управление разослало свое письмо. Грифо и Чжан хотели попробовать использовать всю донорскую ооплазму, а не только ее часть[1100]. Для этого они пытались перенести ядро из одной яйцеклетки в другую – лишенную ядра донорскую.
После того как подобные эксперименты стало невозможно продолжать в Нью-Йорке, Грифо и Чжан отправились в Китай. Там они начали сотрудничество с врачами из Университета Сунь Ятсена, чтобы найти бесплодные пары, которые хотели бы принять добровольное участие в их исследовании.
Врачи аккуратно извлекли из донорских яйцеклеток целые ядра. Затем на их места они ввели ядра от неоплодотворенных яйцеклеток одной из пациенток. После того как сперматозоид будущего отца оплодотворял такую яйцеклетку, образовавшаяся зигота начинала нормально делиться.
Китайские врачи местной больницы имплантировали полученные в результате этой процедуры эмбрионы 30-летней женщине. У трех эмбрионов сформировалось нормальное сердцебиение. Грифо, Чжан и их коллеги уговаривали пациентку и ее мужа поехать в США, чтобы получить более качественный медицинский уход, но супруги решили остаться дома. Через месяц врачи этой больницы, несмотря на возражения университетских исследователей, решили убрать один из эмбрионов, чтобы повысить другим шансы на выживание. Оставшаяся двойня развивалась еще четыре месяца. Затем у одного плода лопнул плодный пузырь, и после экстренных родов ребенок умер. У женщины развилась инфекция – возможно, вследствие этих родов, – от которой умер и второй ребенок.
И хотя этот эксперимент принес большое горе потенциальным родителям, Грифо и Чжан посчитали, что для их процедуры это был шаг в нужном направлении. Полная замена ооплазмы позволяла эмбрионам нормально развиваться, и они могли бы выжить, если бы той женщине качественнее оказывался медицинский уход. В 2003 г. исследователи решили представить свои результаты на одной из конференций и поделиться новостями с журналистами из
В интервью газете
Мир встретил эту новость не с торжеством, как они надеялись, а с беспокойством. Критики говорили, что Чжан с коллегами необдуманно ступил на путь производства человеческих клонов. Китайское правительство отреагировало запретом этой процедуры, фактически перекрыв все исследования ооплазмы. Пережитое было настолько трагично, что Чжан и его коллеги даже не стали публиковать подробный разбор этого случая. «Обстановка была очень накаленной», – вспоминал исследователь[1102].
Эту линию работ могли бы совсем похоронить, если бы не несколько ученых, которые продолжали проводить эксперименты на мышах в Англии и США. Однако они не искали способы помочь бесплодным супругам завести детей. Они хотели остановить распространение митохондриальных заболеваний.
Открытие мутаций, из-за которых возникают болезни митохондрий, позволило выяснить причину некоторых таинственных расстройств и понять их странное наследование. Но все это не объясняло, как их можно лечить. В 1997 г. британский биолог Лесли Орджел предложил другой способ борьбы[1103]. Вместо того чтобы сражаться с заболеванием, врачи могли бы заблокировать его передачу по наследству. В журнале
К середине первой декады XXI в. ученые уже узнали многое о митохондриях и научились работать с клетками так, чтобы можно было попробовать реализовать идею Орджела в медицине. В США серию экспериментов провел Шухрат Миталипов в Орегонском университете здоровья и науки[1104]. Он обнаружил, что замена митохондрий позволяет помочь больным мышам. Затем он успешно применил ту же процедуру на обезьянах. Животные росли и стали взрослыми без признаков каких-либо осложнений.