Однако в личной переписке Девенпорт и Джордан откровенно обсуждали свои планы по более глубокому изучению расовой наследственности. Цвет кожи был только началом. Через некоторое время Джордан опубликовал исследование, в котором утверждал, что чернокожие сильнее подвержены туберкулезу, чем белые. К 1913 г. он собрал целый каталог «единичных черт», наследуемых неграми, в том числе физическую силу, способность выполнять стандартные последовательности действий и «мелодический дар»[470]. Интеллект не вошел в этот каталог, потому что, по словам Джордана, «в умственном развитии негр не может подняться выше определенного уровня».
Девенпорт разделял веру Джордана в фундаментальные различия умственных способностей чернокожих и белых. В 1917 г. Девенпорт изложил свои взгляды в эссе под названием «Последствия смешения рас»[471]. Дети, рожденные в результате смешения рас, страдают, потому что у них внутри не совпадает природа их родителей. «У мулатов часто можно увидеть стремления и стойкость в сочетании с интеллектуальным несовершенством, из-за чего несчастный гибрид неудовлетворен своей участью и досаждает окружающим», – писал Девенпорт.
Когда законодатели штата Вирджиния стали разрабатывать закон «О расовой целостности», Девенпорт и Джордан присоединились к созданию этого проекта. Девенпорт консультировал законотворцев, а Джордан вместе с Англосаксонским клубом Вирджинии, чье название говорит само за себя, лоббировал его принятие. Этот закон продержался до 1967 г., пока за его нарушение не была осуждена межрасовая пара Милдред и Ричард Лавинг. Верховный суд решил дело в пользу супругов и отменил действие закона. К тому времени как чета Лавинг выиграла дело, уже многие ученые пришли к выводу, что рас – в том смысле, который вкладывали в это слово подобные Джордану американские биологи начала XX в., – не существует.
Пока Девенпорт и Джордан раскручивали свои цветные волчки и рисовали расовые родословные, другие исследователи создавали иной образ человечества. Они считали, что различия в нашем виде слишком сложны и слишком тесно переплетены с историческими событиями, чтобы сводить их к упрощенным расовым карикатурам. Социолог и общественный деятель Уильям Дюбуа проводил масштабное исследование негритянских жителей Атланты начиная с 1897 г. Его группа измеряла вес, рост, размер черепа, оценивала уровень детской смертности и другие жизненные показатели. В 1906 г. Дюбуа объединил результаты своей работы с обобщенными данными антропологических исследований, проведенных по всему миру, в своей книге «Здоровье и физическое развитие негров Америки».
Дюбуа не считал американских негров однородной разновидностью человечества. Негры были группой, представители которой сильно различались по многим параметрам. В то же время они оказывались тесно связаны и с другими человеческими группами. Дюбуа писал: «Разновидности человечества настолько плавно переходят друг в друга и смешиваются между собой, что невозможно не только провести границу между черной расой и любой другой по цвету кожи, но и использовать другие физические характеристики для абсолютной критеризации выделения негритянской расы»[472].
Дюбуа, как и антропологи до него, изучал внешние особенности строения человека. Однако в начале XX в. ученые приступили к наблюдениям и за нашей внутренней изменчивостью. Польский серолог Людвик Гиршфельд, как уже говорилось выше, доказал, что группы крови наследуются согласно закону Менделя[473]. Из-за Первой мировой войны он вынужден был прервать свои исследования, но в итоге именно «благодаря» войне получил беспрецедентную возможность увидеть, как варьируются группы крови в разных человеческих популяциях.
В 1917 г. Людвик и его жена Ханка в качестве врачей отправились в греческий город Салоники. Они лечили тысячи находивших здесь убежище солдат армий-союзников. Один свидетель позднее вспоминал, что Салоники, окруженные немецким кордоном, были в то время «самым людным и многонациональным местом во Вселенной»[474].
Гиршфельды увидели возможность впервые получить общее представление о группах крови. До тех пор они изучали их только у немцев, не имея представления о том, как группы крови распространены у населения других стран мира. В Салониках разместились по соседству солдаты из таких столь удаленных друг от друга стран, как Сенегал, Мадагаскар и Россия. Гиршфельды обратились к солдатам и беженцам с просьбой сдавать кровь. В итоге супруги получили образцы 8400 человек из 16 этнических групп[475]. Если бы Гиршфельды попытались собрать столько крови в мирное время, им понадобилось бы десять лет путешествовать.
Обнаруженные супругами закономерности не соответствовали какому-то простому разделению рас. Четыре известных группы крови – A, B, AB и 0 – нашлись в каждой стране, представителей которой они исследовали. Единственной отличительной чертой стало соотношение групп. Среди англичан у 43,4 % была группа A, а у 7,2 % – группа B. Среди индусов группа B оказалась более распространена – 41,2 %, и только у 19 % была группа A.
Гиршфельды рассчитали для каждой страны «биохимический расовый индекс», соотнеся частоты встречаемости в ней групп A и B. Значение этого индекса было самым высоким для стран Северной Европы и снижалось при движении на юг и восток. Супруги разделили все «национальные типы» на три региона: европейский, промежуточный и азиатско-африканский типы. Гиршфельды хорошо понимали, что выделяемые ими типы вызовут удивление у традиционно мыслящих ученых. Как, например, можно объединить азиатов и африканцев в единую группу? Гиршфельды предупреждали: «Наш биохимический индекс никак не соответствует расам в обычном смысле этого слова»[476].
Чтобы объяснить многообразие, которое Дюбуа заметил у негров Атланты, а Гиршфельды – в соотношениях групп крови воюющих народов, требовался более глубокий подход к наследственности, а именно такой, согласно которому аллели генов могут свободно распространяться по популяции и даже перетекать от одной к другой. Но в начале XX в. – за исключением того случая, когда в осажденном городе собрались тысячи людей – невозможно было составить карту генетической географии нашего вида. Вместо него первые важнейшие уроки о расах нам преподал другой вид – маленькая бурая мушка, обитающая на западе Северной Америки.
Эту муху
Добжанский узнал о работе Томаса Моргана с мухами, будучи еще совсем молодым исследователем. Для него она стала откровением. Морган связывал внешние признаки насекомых – форму крыльев и жужжалец, расположение пятен, т. е. те же, что наблюдал и Добжанский, – с внутренней работой их генов. В 1927 г. молодой ученый получил стипендию, позволившую ему провести год в лаборатории Моргана в Нью-Йорке. Власти Советского Союза разрешили Добжанскому уехать, предполагая, что по окончании срока стипендии он вернется домой. Однако Добжанский задумал побег от тирании Советов и встал под знамена либеральной демократии, к которой пришел в США. Его нога никогда больше не ступала на территорию Советского Союза.
В 1928 г. Морган направился на запад в Калифорнийский технологический институт, а вместе с ним на благоухающие апельсинами холмы Пасадены поехал и Добжанский. Обустроившись в своем новом доме в западном мире, Добжанский составил план изучения распространения аллелей у диких видов. Он понимал, что не сможет изучать любимую Морганом муху
Сравнивая хромосомы разных мух, Добжанский иногда замечал в них перевернутые участки. Эта так называемая инверсия выполняла роль грубого генетического маркера. Добжанский находил много одинаковых инверсий в разных областях Северной Америки. По этим маркерам, так же как по группам крови у людей, было невозможно провести четкое географическое разделение между популяциями мух. Максимум в некоторых местах инверсии встречались чаще, чем в других.
Пока Добжанский работал с мухами, он думал о людях. Подъем нацизма в 1930-е гг. вызывал у него сильнейшее отвращение. Он считал, что биологическое определение расы, которое использовалось для преследования евреев, порочное и антинаучное. Хотя исследователь горячо любил свою вторую родину, он видел, что она все еще заражена расизмом, как заражены им и многие немолодые американские генетики, которых он встречал.
Добжанский столкнулся с расовой одержимостью американцев, когда посетил Колд-Спринг в 1936 г. Там он познакомился с генетиком Эдвардом Истом, несколько лет назад заявившим, что негритянская раса несет нежелательные черты, оправдывающие «не просто барьер, но широкую пропасть, которая должна навсегда отделить ее от белой расы»[478]. При встрече Ист убеждал Добжанского, что столь блестящий ученый, как он, не может быть по происхождению генетически ущербным русским. Ист был уверен, что Добжанский наверняка принадлежит к небольшой популяции скандинавов, живущих в России.
Начиная с 1930-х гг. Добжанский публично заявлял, что распространенное представление о человеческих расах и превосходстве белой расы «не имеет биологических оснований»[479]. В своих книгах, имеющих большой успех у читателей, он объяснял, что у животных в любой популяции присутствует смесь разных аллелей. С помощью статистических методов можно отличить одну популяцию от другой, но это не значит, что все животные в одной популяции одинаковые. Фактически с точки зрения генетики животные в одной популяции могут быть совершенно разными. Добжанский писал: «Идею чистой расы нельзя признать даже допустимой абстракцией. Это уловка, за которой скрывается невежество»[480].
Ученый утверждал: то, что верно для мухи, должно быть верно и для человека. По его словам: «Законы наследственности являются наиболее универсально справедливыми среди всех известных биологических закономерностей»[481]. Безусловно, Добжанский признавал, что люди разнообразны и что для некоторых особенностей характерно определенное географическое распространение[482]. Но если бы человеческие расы были четко определены, то можно было бы найти и четкие границы между ними. А это почти невозможно. И хотя вполне возможно отличить австралийского аборигена от бельгийца по цвету кожи, но при этом другая черта, например распространенность группы крови B, их объединит.
Добжанский не хотел полностью отказываться от концепции расы. Он хотел донести до окружающих, насколько это понятие ограниченное и размытое. Ученый определял расы как не более чем «популяции, которые различаются частотами встречаемости какого-либо гена или генов».