Меккинс чувствовал, что эта история бросает тень на весь Данктон, и потому старался отмалчиваться. Ребекка была такой юной и невинной, что он просто не мог рассказать ей о случившемся. Зачем втаптывать в грязь лесной анемон? Однако она вела себя так непринужденно и так верила каждому его слову, что он не мог солгать ей, когда Ребекка вдруг спросила, где она может найти старейшину Халвера.
Меккинс попытался выиграть время, задав встречный вопрос:
— А в чем дело?
В ответ Ребекка поведала ему о своей встрече с Халвером, пересказала историю Ребекки-Целительницы и упомянула имя Брекена, который жил где-то на склонах. Она хорошо запомнила ту необычайную горячность, с которой Халвер говорил о Брекене, призывая ее, юную кротиху, защищать и опекать его.
Пользуясь тем, что сейчас рядом с Ребеккой не было Мандрейка, Меккинс внимательно посмотрел на ее мордочку и вздрогнул от изумления — ему вдруг показалось, что от этой странной юной самочки исходит свет. Он хотел сказать, что ничего не знает ни о Халвере, ни о Брекене, что они, мол, скорее всего, так и сидят где-то на склонах, но под ее простодушным взглядом лгать было решительно невозможно. Меккинс слыл тонким дипломатом, знавшим, о чем следует и о чем не следует говорить, однако сейчас ситуация была совершенно особой, тем более что речь шла не о ком-нибудь, но именно о Халвере — достойнейшем из достойных. Ему вспомнился сильный, звучный голос этого странного Брекена, которого никто из них не знал и не видел, и слова ритуальной молитвы, что снова и снова всплывали в его сознании...
Нет, Ребекке следовало сказать правду, какой бы страшной и горькой она ни была. Она смотрела на него счастливым взором, в движениях ее угадывалась радость жизни... Меккинс печально повесил хоботок... Ведь там, возле Камня, он был вместе с убийцами...
Меккинс понизил голос и стал рассказывать ей о событиях той страшной ночи. Он закончил его описанием того эффекта, который произвел на старейшин, находившихся на пути в Бэрроу-Вэйл, голос незнакомого крота, читавший молитву семи даров. «Милости... Милости...» — вновь зазвучало у него в голове.
— И что это был за крот? — тихо спросила Ребекка, совершенно потрясенная услышанным.
— Брекен, сын Буррхеда. Это был именно он.
Услышав имя Брекена, Ребекка превратилась в слух, боясь что-нибудь упустить. Меккинс стал рассказывать о том, как Мандрейк гнался за отважным юным кротом. Можно было подумать, что это — старинная легенда, а не рассказ о недавних событиях, так необычно все это звучало.
— Но кто он? — прошептала Ребекка еле слышно. — Кто он?
Меккинс повторил, что Брекен был сыном Буррхеда из потомства, принесенного Эспен весною, но Ребекка спрашивала совсем не об этом. Она вспомнила слова Халвера, говорившего о том, что с Брекеном его свела Ребекка-Целительница. Старик оказался прав — Брекен был единственным кротом, которому удалось утереть нос самому Мандрейку.
— Но это же не так! — воскликнул Меккинс. — Он был убит. Пытаясь скрыться от Мандрейка, он выбежал на край меловой осыпи и свалился вниз.
Лучи жаркого июльского солнца внезапно напитались холодом. Козявки, весело стрекотавшие до этой самой минуты, разом смолкли. Вечерний ветерок стих. В воздухе повис ужас.
Потрясенная Ребекка замолкла. Пока Меккинс говорил о том, как старейшины охотились за самым достойным кротом системы и как они убили его и Биндля, она оставалась спокойной. Но теперь, когда слуха ее достигла весть о смерти Брекена, спокойствию ее пришел конец — в припадке безумного гнева она напала на Меккинса так, словно он был воплощением зла. При этом из глаз ее градом катились слезы.
Меккинс, не ожидавший такого, стал отступать назад, хотя был гораздо крупнее и сильнее Ребекки и мог убить ее одним ударом. В конце концов гнев ее улегся, и она горько-горько заплакала.
— Сколько крови... — бормотала Ребекка сквозь слезы. — Он ненавидит кротов... ненавидит все живое... Я хотела показать ему свою любовь, но он не услышал меня...
Она тяжело вздохнула и выглянула из норы.
И тут, к крайнему изумлению Меккинса, потрясенного глубиной ее скорби, она вдруг рассмеялась.
ebooksa