Летнее Солнцестояние

На этом инцидент был исчерпан, и все кроты вздохнули с явным облегчением. Некоторые даже довольно захихикали.

Не улыбался один только Халвер. Ворча и недовольно сопя, он вернулся на свое обычное место. Ни один из молодых кротов не отважился принять его сторону, и это значило, что системе пришел конец. Спорить с ними он уже не мог. Биндль тоже чувствовал себя несчастным, но не столько из-за отмены Летних Ходов, сколько из-за того, что он предал своего друга. Он не сводил глаз с Халвера, мысленно повторяя: «Времена меняются… Времена меняются…» Темная воля Мандрейка и собственное бессилие побуждали других произносить вслух такие фразы, как : «Конечно же, он прав…», «Буррхед говорит, что с червями нынче совсем плохо…» или «Этот дурацкий Ход раздражал меня и прежде». Чтобы не отстать от других, Биндль глубокомысленно изрек:

— Если нас действительно заботит будущее системы, мы должны думать о новых, а не о старых ритуалах.

Правильно понять Мандрейка смог только Рун — это была не попытка переубедить собравшихся, а самая настоящая демонстрация силы. Этот могучий крот мог вызвать в системе серьезные потрясения, без которых обретение желанных власти и влияния было просто неосуществимо. Только что они стали свидетелями того, как Халвер лишился своей власти. Старику пришел конец, и для этого Мандрейку не пришлось прибегать к помощи когтей… Старейшины, обрадованные тем, что гроза миновала, оживленно беседовали, а Рун тем временем оставил свое место возле Халвера, занятое им за много собраний до этого, и перебрался к Мандрейку, рядом с которым он надеялся преуспеть. Темная сила и власть этого зловещего союза начинали опутывать систему черным плющом, обвившимся вокруг умирающего вяза.

Так Мандрейк сделался властителем системы. Брекен родился следующей весной, и к тому времени власть Мандрейка стала абсолютной и неоспоримой. Другие, более слабые кроты все чаще и чаще прибегали к его поддержке, влекомые положением и влиянием, которые сулил им этот союз. Буррхед и подобные ему кроты, которые — будь у них сильный справедливый вожак — могли бы служить добру, превратились в самых верных и жестоких подручных Мандрейка. То влияние, которым Буррхед пользовался в Вестсайд, делало его особенно полезным Мандрейку — он мог польстить ему, попросить (по крайней мере, на словах) его совета и даже заглянуть в его нору. Верным слугой нового господина стал и Догвуд. Беседуя с Меккинсом, он то и дело приводил резонный довод:

— Не можешь одолеть — заключи союз.

Биндль не стал сподручным Мандрейка. он покинул нору старейшин и добровольно сложил с себя соответствующие полномочия.

— Я уже слишком стар, — сказал он Мандрейку. — Вам понадобятся молодые, полные сил и энергии старейшины.

Он вернулся в Истсайд и стал вести совершенно уединенную жизнь. У него не хватало ни смелости, ни духа на то, чтобы отправиться в гости к своему старинному приятелю Халверу. Биндль и сам стыдился своего малодушия. Именно малодушием, малодушием и слабостью, прорастало зло, пришедшее в систему вместе с Мандрейком. Оно смогло надругаться даже над трогательной дружбой двух старых безобидных кротов.

Мандрейк решил не трогать Халвера. Да, на июньском совете старейшин тот потерял свое былое влияние, но Мандрейк знал о том, что многие кроты относятся к старику с любовью и уважением. Убийство Халвера представилось бы им диким варварством. Он решил дождаться того времени, когда смерть Халвера показалась бы обитателям Данктона естественным концом Древней Системы. Мандрейк прекрасно понимал, что прежде всего ему нужно расправиться именно с нею. В этом июне он даже позволил Халверу произнести Летнюю Молитву, пусть при этом присутствовал один только Рун, наблюдавший за происходящим из укромного укрытия.

Рун таился в стороне от той прогалины, на которой стоял Камень, — он боялся приближаться к Камню, — однако это не мешало ему следить за старым одиноким Халвером, совершавшим древний ритуал Летней Ночи. Он нашептывал Камню волшебные слова, поднимая лапы так, чтобы еще на один год в него могла войти сила Камня.

Легкий ветерок кружил среди деревьев, покачивая листвой буков. Лунный свет поблескивал на них, словно на водной ряби. Луна светила и на шкурку Халвера, казавшуюся этой ночью новой и блестящей. Там же, где таился, припав к земле, Рун, за серым корнем бука, что походил на толстую извивающуюся змею, ползущую по меловой почве, стояла непроглядная темень, Рун, ни на миг не отводивший взгляда от Халвера, то и дело принимался скрести когтями буковый корень. С каким удовольствием он расправился бы с этим стариканом!

Где-то вверху, в залитых лунным светом кронах деревьев, заухала неясыть. Рун испуганно поежился. Халвер же, стоявший на совершенно открытом месте, словно и не заметил совиного крика — он продолжал творить свои заклинания. Когда старик поднял лапы, обратившись к Камню с последними словами молитвы, было уже за полночь. Халвер преисполнился радости и счастья — это чувствовалось даже на расстоянии.

В течение двенадцати кротовьих лет он мог не беспокоиться о судьбе системы — ритуал был исполнен.

Впрочем, на этом действо не закончилось. Халвер отвернулся от Камня и стал смотреть на запад, туда, где находились Священные Норы Аффингтона. Он никогда не бывал там, ему так и не хватило на это смелости и веры, но он надеялся, что его молитвы достигнут этого святого места. Чувствуя силу, даруемую ему Камнем, старик прибавил к ритуальным формулам еще одну, последнюю, молитву. Громкий шепот Халвера летел над верхушками деревьев Вестсайда и лежавшим за ним далеким лугам

— Пошли нам летописца, — молил он. — Ибо и в нашей заблудшей системе он сможет отыскать кротов, которые окажут ему должное почтение. Так пошли же нам летописца, ибо он нужен нам. Дай нам сил победить Мандрейка и Руна, чьей злобы я так страшусь…

Рун слышал и молитву, и раздавшееся ей вослед жуткое совиное уханье. Ему стало как-то не по себе. Нет, Халвера определенно следовало убить — он был куда опаснее, чем полагал Мандрейк.

Впрочем, молитвы старика, похоже, не были услышаны. Власть Мандрейка крепла день от дня, чему способствовали постоянные угрозы и запугивание. Даже не зависимые Истсайдцы покорились Мандрейку — ведь никто из них, включая Биндля, так и не оказал ему никакого сопротивления.

Время от времени Мандрейк затевал новые драки и сурово расправлялся со своими противниками, делая это в назидание всем прочим. Порою же он устраивал настоящие бои между своими ратниками и с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как они убивают друг друга.

К тому времени, когда родился Брекен, власть Мандрейка была уже абсолютной. Новое поколение данктонских кротов содрогалось при одном только упоминании его имени. Они знали — нет крота сильнее и страшнее его. Кому, как не Брекену, было знать об этом, ведь его отец Буррхед являлся одним из главнейших подручных Мандрейка.