Летнее Солнцестояние

22
18
20
22
24
26
28
30

Брекен обратил свой взор в направлении Аффингтона и тут же почувствовал вошедшую в него силу, которую подкрепляла сила оставшегося у него за спиной Камня; в ту же минуту на Кеана стал нисходить покой.

— Расскажи мне о Камне, — прошептал он. — Она говорила о Камне... Ребекка сказала, что в то время, когда я преследовал Руна, она отправилась именно сюда... Но я ничего о нем не знаю...

— Но здесь никого не было...— недоуменно протянул Брекен и в то же мгновение вспомнил, что на вершине холма один крот все-таки побывал. Это была самка. Он вновь почувствовал нежное касание ее лапки и тут же понял, что этой самкой могла быть только Ребекка. И почему он не узнал у нее имени? Почему? По неведомой причине это обстоятельство мгновенно сблизило Брекена с Кеаном, он уже понимал причину его глубокой тоски.

— Твою самку звали Ребеккой? — спросил Брекен, заранее зная ответ.

Кеан скорбно кивнул.

Брекен сел рядом с Кеаном, пытаясь согреть своим теплом его холодеющее, обессиленное тело.

— Поговори со мною, Брекен... Расскажи о Камне... О Ребекке...

Что было делать Брекену? Он понимал одно — ему нужно утешить несчастного Кеана.

— Камень является центром Древней Системы, — начал он, толком не зная, что говорить дальше. — Он... Он так велик, что ни один крот не может разглядеть его вершины. Он вздымается вверх подобно дереву, лишенному ветвей и листьев. Ты должен был его видеть — я нашел тебя именно у его подножья. — Кеан не сказал на это ни слова, и тогда Брекен продолжил: — Здесь проводятся ритуальные церемонии Самой Долгой Ночи и Середины Лета; говорят, в древности подобных ритуалов было гораздо больше. Еще говорят, что он защищает кротов...

Брекен не верил этому. Он не смог защитить ни его самого, ни Халвера от Мандрейка. Мало того, он не исцелил и Кеана, умудрившегося добраться до самого его основания... И все же... Все же чем лучше Брекен узнавал Камень, тем отчетливее он ощущал его странную бесплотную силу и все яснее осознавал то, что Камень заключает в себе некую великую тайну, которую не смог бы раскрыть ни один крот, сколь бы мудр и пытлив он ни был.

— Расскажи о Ребекке...— тихо попросил Кеан.

— Я могу рассказать лишь то, что знаю от других. Она несколько крупновата для самки и живет где-то за Бэрроу-Вэйлом, неподалеку от Мандрейка, во всяком случае, так мне говорили. И еще, говорят, она очень красива. — Он вспомнил кротиху, которую два дня тому назад провожал до одного из верхних входов Данктонской системы. Была ли она красива? Он даже не успел толком рассмотреть ее...— Когда Ребекка была помоложе, она вечно попадала в какие-то истории — чего только о ней не рассказывали в Бэрроу-Вэйле! То она ела чужих червей, то разом теряла всех своих братьев, и так далее. Халвер — жил на свете такой старый-престарый крот, с которым мне довелось быть знакомым, — говорил, что она была настолько полна жизни, что другие кроты ее даже побаивались. Впрочем, многое из того, что он говорил, понять непросто...

Брекен на миг замолк и посмотрел на Кеана. Судя по всему, тот получал от рассказа несказанное удовольствие, и потому Брекен поведал ему историю о том, как Ребекка стащила из норы старейшин всех червей. Он рассказывал ее, чувствуя, как им овладевает паника, — Брекен внезапно понял, что Кеан умирает. Его тело потеряло всяческую подвижность и похолодело, дыхание едва-едва угадывалось.

Когда наконец рассказ закончился и Брекен замолк, Кеан уже был не в силах даже повернуть к нему голову, хотя его правый глаз все еще оставался полуоткрытым, взирал же он на бескрайние открытые просторы пастбищ. Брекен было решил, что Кеан уже отошел в мир иной, но тот вдруг заговорил:

— Там, в нашей норе, она рассказывала мне и эту историю. Больше всего она боялась гнева Мандрейка. Теперь, после этого неравного боя, я понимаю, что боялась она совсем не случайно. В Луговой системе кротов, подобных Мандрейку, нет; впрочем, там нет и кротов, похожих на Руна.

Каждое слово давалось Кеану с трудом, он буквально заставлял себя говорить. Брекен догадался, что Кеан придает своим словам очень большое значение. Превозмогая боль, Кеан продолжал:

— Ребекка сказала, что она никак не могла взять в толк, почему из-за такой ерунды было столько шума, ведь эти самые старейшины могли найти для себя и других червей — было бы желание...

Брекен согласно кивнул, но вслух не произнес ничего, боясь нарушить ход мысли Кеана.

— Ребекка не могла понять, почему поведение, которое она называла «естественным», было объявлено едва ли не преступным. И — это поразило ее еще пуще — Мандрейк велел ей проявлять почтение к другим кротам, что ей представлялось совершенно «противоестественным», поскольку многие из них ей не нравились. Еще он не разрешал ей разговаривать с другими кротами, пока те первыми не заговаривали с нею. Ребекку, естественно, это совершенно не устраивало.

Кеан выдавил из себя нечто вроде смешка; во взгляде же его Брекен прочел любовь и восторг, который вызывала у него Ребекка.