— Пошла прочь! — рявкаю я, а затем перехожу опять на шепот. — Встала и пошла.
— Вот теперь точно свободна, — хмыкает Глеб.
Это не Наденьку, которая встает и, поджав губы, шагает прочь, надо вилкой потыкать, а моего мужа.
Я леплю глебу пощечину. Злую и хлесткую. Он отворачивается и хмыкает.
— Биопсия? — цеду я сквозь зубы. — И ты сейчас мне об этом говоришь?!
— Ну… — он откидывется на спинку стула, — да.
— Ты…
Мой муж скрывал не только связь со студенткой, но и то, что у него подозревали рак. И я не знаю, что из этого хуже.
Я его жена.
Окей. Про измену сказать жене стремно, но кому если не ей доверить ей страхи и опасения по здоровью?
— Ты лжешь… — медленно выдыхаю я. — Это отвлекающий маневр…
— Думаешь? — всматривается в мои глаза.
И я в нем вижу облегчение.
— Почему ты не сказал? — у меня руки трясутся. — Хотя… ты бы обо всем признался, когда бы мне уже стоило гроб тебе заказывать? Так?
— Возможно.
— Возможно?! — повышаю я голос.
— Нет у меня рака, — Глеб расстегивает пуговицу под воротом рубашки. — Не умираю, но, вероятно, это был бы отличный повод надавить на жалость.
— Шутки шутишь?
— А что мне еще остается? — пожимает плечами. — Еще лет десять проживу и вообще хохмачом стану. Уже и иногда побухтеть хочется. И думал помидоры высадить в следующем году. Тянет к земле.
— Заткнись, Глеб. Несмешно.