Развод. Ты предал нашу семью

22
18
20
22
24
26
28
30

Выворачивается, отступает и смотрит на меня исподлобья. Это было ожидаемо. Он и в хорошие дни избегает маминых навязчивых обнимашек.

— Ты как обычно…

— Первый шок прошел, — подхватываю чашку со столика и подношу ко рту, — ядом плеваться больше не разрешаю.

Сжимает кулаки и тяжело дышит.

— И стены бить тоже не разрешаю. Во-первых, разбудишь брата и сестру, во-вторых, не хочу еще и ремонтом заморачиваться. Мне лень. Давай на пробежку и кулаки почеши о сосенки.

— Почему ты такая?

— А какой прикажешь быть? Если я сейчас слюни-сопли распущу, то все точно по одному месту пойдет, Арс. Мне очень хочется и кричать, и визжать, и сбежать одной куда-нибудь и ничего не решать.

— Сбежать одной? — Арс возмущенно выдыхает.

— А что? — сердито щурюсь я.

Его эгоизм даже мысли не допускает, что мама может устать от милых деток-конфеток.

— Но я понимаю, что никто мне ту сбежать не позволит, — с наигранной печалью вздыхаю я. — Тот же Марк обязательно спалит, что я собираю чемодан, а Алёнка в машину заползет.

Раздувает ноздри и не думает улыбаться. А затем разворачивается и шагает к лестнице. Я за ним бесшумной тенью.

Внизу он переодевается, обувается и оглядывается, когда я шепчу:

— Шапку не забудь. Холодно.

С горящими глазами, что обращены на меня, натягивает на голову серую шапку мелкой вязки.

Он ловит сейчас когнитивный диссонанс.

У папы будет ребенок на стороне. И это, можно сказать, трагедия, а мама не рыдает и еше про шапки говорит, как и в любой другой холодный вечер.

Это вообще как?

Разве можно без скандала, драк, насилия и ненависти прожить новость о том, что папа оказался козлом?

— И я тебя отпускаю только на пробежку, — делаю новый глоток. — По обычному маршруту. Не вернешься, я возьму Алёнку и Марка, и мы поедем искать тебя по всему району.