— Нет никакого нас! — повышает голос.
— Есть. Вы мои дети, и все, чего я достиг в нашей семье, то останется в семье. Только меня юридически не будет.
— Что?
— Согласись, кому нужен дядька не первой свежести с небольшой зарплатой преподавателя?
Арс недоуменно моргает, садится рядом и хмурится.
— А если еще алименты поделить на всю ораву, — я усмехаюсь. — Сам буду, похоже, жить в общаге для преподавателей и жрать макароны с луком.
Арс переводит на меня взгляд:
— Ты, что, все оставишь маме при разводе?
— Не маме, а вам, — пожимаю плечами. — И тебя бы уже пора потихоньку втягивать во все мои дела. Может, вместе с Марком. Вот будете сидеть: ты, Марк, мама, мои юристы и ковыряться. Я, конечно, тоже буду там. Хм, буду консультантом. Или думаешь, мама меня не возьмет консультантом?
— Что? — Арс опять ныряет в недоумение. — Пап, какого черта?
— Я так боялся смерти, Арс, — перевожу взгляд на фонарь. — Мне сорок пять. Я вижу в зеркале не мужчину, а мужика, который седеет.
— Поэтому и шлюху завел?
— Со шлюхой, Арс отдельный разговор, — медленно выдыхаю. — Все эти попытки раскачать молодых и дерзких, толкнуть их… Я толкал себя, Арс. Я видел в этих горящих глазах, энергии себя молодого, и через них проживал свои взлеты и падения. Мне так не хватало этого драйва, сложностей…
— Ты поймал кризис? Как его там? Кризис старости?
— Кризис среднего возраста, — возмущенно отзываюсь я.
— Я привык к борьбе, но к борьбе за деньги и успех, но не за жизнь, Арс.
— Пап.
— У меня подозревали нехороший диагноз, Арс, — устало всматриваюсь в его удивленные глаза. — И не такого драйва в жизни я ждал в сорок пять. И, похоже, на другой драйв мне и не стоит сейчас рассчитывать, — я смеюсь. — Дальше ведь больше, да?
— Пап…
— Я переключился не на то, что должен был. Вот тебе и результат, Арсений, — хмыкаю. — И знаешь, если бы не твоя мама, которая задавила в себе женскую обиду и не позволила себе слететь с катушек, то я бы не сидел сейчас здесь. Вся власть над семьей, над вами у нее в руках. И согласись, держится она хорошо.