Развод. Вспомни, как мы любили

— Спасибо.

Она замолкает на секунду, подносит кружку с латте к губам и шепчет:

— Какой же он дурак, господи.

— Валь, прекращай.

В груди саднит. Там уже ничего не брызжет фонтанами кровью, не горит и не пульсирует.

Саднит. И саднит постоянно. Без передышки. Даже во сне.

— Извини, — Валентина вздыхает. — Я не хотела. Вырвалось. И вырывается, Маш. Сейчас реже, — отставляет кружку, берет меня за руку и вглядывается в глаза, — ты замечательная. И я рада, что у меня есть ты. Была невесткой, а теперь подруга. И… я честно с удовольствием погуляю на твоей второй свадьбе.

— Как мы быстро перескочили со свидания на свадьбу, — тихо смеюсь я.

— И платье помогу выбрать. И тост такой скажу, что мой сын, идиотина такая…

— Валь.

— Ну, ты меня поняла, — сжимает мою ладонь крепче. — Я рядом. И еще скажу быстренько, но ты не кусайся… Никого больше я так к себе близко, как тебя, не подпущу. Пусть любит кого хочет, Маш. Я не буду возмущаться или переть против его новой бабы, но… такая Маша у меня будет одна.

Касаюсь экрана, смотрю на часы и вздыхаю:

— Мне пора, — встаю, — поеду девочек забирать. Может, опять к вам навострят лыжи.

— В этот раз они девочки от Виктора ко мне не рвались со слезами, — Валя поднимает взгляд. — Я ждала.

— Это подозрительно, — подхватываю сумку с соседнего стола. — И в этот раз без особых психов поехали к нему. Ничего не разбрасывали.

— Может, все-таки не зря платите детскому психологу?

— Очень на это надеюсь, — закидываю сумку на плечо. — Ну, либо они что-то задумали.

— Если честно, то можно даже предположить что, — Валентина устало смотрит на меня. — Чтобы мама и папа были вместе.

— Увы.

— Надежда умирает последней, Маш. А детская надежда она самая живучая.