Альфа и Омега. Книга 2

— У меня голова от тебя кружится, маленькая омега, — не переставая широко улыбаться, признался он. — Все кажется таким… таким правильным, да?

— Ну не знаю даже, я все-таки предпочитаю секс в постели, а не на кухонном столе, — отозвалась я, тоже посмеиваясь и ощущая, как меня штормит то ли от возбуждения, то ли от счастья.

— Какая ты зануда, Хана Росс, — смешно наморщил нос он, а потом широко раздул ноздри, наполняясь моим запахом. — Но за то, как ты пахнешь, я готов тебе все простить. Тебе правда нравится моя татуировка?

— А если не нравится, пойдешь ее сводить? — высунула кончик языка я.

— Если не нравится, придется заняться развитием у тебя стокгольмского синдрома, — серьезно отозвался он, опускаясь руками с моей талии на бедра и иногда подаваясь чуть вперед, чтобы мазнуть по моим губам своими.

— Ну значит, шансов устоять у меня немного, — проурчала я, закидывая руки ему за шею и щурясь от теплых волн удовольствия, что прокатывались по всему моему телу от его поцелуев. Я все еще не могла насытиться им. Несмотря на то, что мы жили вместе, спали в одной постели и разлучались всего на несколько часов каждый день, я жаждала его так же сильно, как и в первые дни нашей близости после того, как мы оба согласились с тем, что не хотим разрывать нашу предназначенную судьбой связь. Тот декабрь по многим причинам получился особенным, и я могла без толики неуместных сомнений сказать, что это был лучший Новый год за последние лет двадцать моей жизни. Даже несмотря на некоторые казусы.

Мы отмечали его все вместе — большой дружной семьей. Ория закрыла Дом на всю ночь, и мы могли не бояться, что нас кто-то потревожит. Алкоголь лился рекой, атмосфера была более чем расслабленной и откровенной, и в какой-то момент ситуация даже слегка вышла из-под контроля. Несмотря на то, что Йон по-прежнему физически не реагировал на феромоны других омег, они в свою очередь весьма и весьма ощутимо реагировали на его собственные, а он, опьяневший и расслабившийся, был не слишком против того, чтобы сидеть в уютной кучке полуголых девочек, которые на разные лады называли его братиком и едва что не рвали на нем одежду. Начало этих милых посиделок я не застала — Медвежонок притащил меня в комнату уже после того, как у кого-то из омег от возбуждения выскочили когти и дело запахло керосином.

Конечно, отобрать разомлевшего и как будто бы на все готового альфу у своры заведенных омег было не так просто, и в какой-то момент у меня появилось смутное подозрение, что Великий Зверь дал нам право распоряжаться силой своей частичной трансформации именно во время интимной близости для того, чтобы никто не посмел вмешаться в процесс и отнять выбранного нами партнера. Признаюсь, я даже немного испугалась, когда между мной и Йоном встала стая полуголых бестий с клыками наголо, но надо отдать моему альфе должное — уловив в воздухе нотки моего страха, он, если и не протрезвел в ту же секунду, то оказался способен грозно рыкнуть на шипящих от недовольства девочек и они тут же брызнули во все стороны, отпустив его.

— Мне это напомнило какую-то сцену из старого кино, — заметила я позже, когда мы вернулись в нашу комнату на третьем этаже, где раньше жила Никки. — Там у грозного альфы, поселившегося в старом замке где-то в Восточной Европе, было три невесты-омеги, которые тоже были скорее красиво раздеты, чем одеты, и которые очень… агрессивно реагировали на любые попытки вторгнуться в их семейную идиллию.

— Трое на одного? — пьяно улыбнулся Йон. — Не многовато? Мне тебя одной за глаза хватает, маленькая омега.

— Да ну правда что ли? — недоверчиво подняла брови я, продолжая стирать с лица праздничный макияж. — А мне вот так не показалось.

Ему понадобилась пара секунд, чтобы осознать услышанное, потом он нарочито медленно поднялся с заправленной кровати, на которой сидел, и, покачиваясь, подошел ко мне.

— Ты ужасно сексуальная, когда ревнуешь, — доверительно шепнул он, наклонившись к моему уху.

— А ты ужасный кобель, когда позволяешь им виснуть на себе, — вздернула нос я, игнорируя реакции собственного тела на его слова и его близость. — Тебе же это нравится, признай?

— Заставлять тебя ревновать? Пожалуй что нравится. Ты так легко заводишься и так смешно фырчишь. Как маленький перегретый чайник. — Он ухмыльнулся, спуская бретели платья с моих плеч и с довольным урчанием проводя губами по почти зажившим и свежим следам укусов на моей коже.

— Ты просто засранец, вот что, — пробормотала я, неосознанно сжимая колени и до боли напрягая спину.

— Тебе же это нравится, признай? — выдохнул он, окончательно распуская завязки моего платья и спуская его с моей груди. Глядя в зеркало на то, как его руки скользят по моему телу, лаская и сжимая его, я ощутила, что у меня начинает кружиться голова — и совсем не от выпитого за праздничным столом. Спустя пару минут я даже не помнила, за что на него обижалась, и это в любом случае было не так уж важно.

Конечно, не все было так радужно. После того, как Йон окреп и полностью оправился после перенесенной в декабре болезни, он попытался разыскать Никки, но, как оказалось, квартира, где они раньше жили с мужем, теперь пустовала и никто из соседей не знал, куда и как надолго они уехали. Он пытался найти ее по своим каналам, но это тоже ни к чему не привело. Николь и Тео как сквозь землю провалились, и что-то мне подсказывало, что, имей мы даже доступ к полицейским архивам и средствам слежения, разыскать ее было бы совсем не так просто. Конечно, он во всем винил себя — мой альфа с детства привык именно так реагировать на любые неприятности, что происходили с его близкими. И потому мне не оставалось ничего другого, кроме как убеждать его, что мы обязательно ее отыщем и все исправим, даже если я сама в это не вполне верила.

Сейчас, спустя почти пять месяцев после всех тех событий, мы все еще продолжали жить в Доме Бархатных Слез. Мы оба работали на Орию — Йон разбирался с чересчур буйными клиентами и помогал по хозяйству там, где требовалась крепкая мужская рука, я же по-прежнему состояла в кухонной бригаде Поппи, а также взяла на себя роль чистильщика, основательно занявшись хламом, что скопился на третьем этаже, в подвале и на заднем дворе Дома. Рассортировав мусор, часть его мы смогли сдать в металлолом, часть отправить на переработку, а кое-какие вещи, вроде раритетного граммофона, что нашелся в одной из коробок в подвале, даже получилось продать в антикварную лавку. Учитывая его состояние, дали нам не так много, но, как говорится, все в карман, не из кармана.

Я редко думала о будущем и о том, что ждет нас дальше. Мне вполне хватало осознания того факта, что я живу с любимым мужчиной, помогаю друзьям и не сижу без дела. Потому что, стоило мне начать задаваться вопросами о том, как долго все это может продолжаться и существует ли для меня шанс вернуться хоть к какому-то подобию прежней жизни, меня переполняла тревога и неуверенность. Нас все еще разыскивали — и церковники, и, полагаю, полицейские, — и значит я была персоной нон-грата в обычном, нормальном мире, в котором жили все мои бывшие коллеги и знакомые. Мире, которым управляли законы, правила и предсказуемость. Мире, в котором можно было брать ипотеку, отводить детей в государственный детский сад и пользоваться прочими благами цивилизации, которые мною долгое время воспринимались как данность. Для меня двери в него были теперь наглухо закрыты, но пока что мне казалось, что я вполне могу счастливо прожить и без всего вот этого.