— Ну он же белый, — как-то неловко развел руками старший альфа. — Я не большой мастак придумывать имена.
— Так и знал, что ты кошатница, — меж тем отметил Йон, качая головой.
— Еще бы, — усмехнулась я, подняв левую руку со свежей татуировкой. — Мой парень — большой черный кот, как могло быть иначе?
— Большой черный кот немного переживает, что его место может занять эта большая белая туша, — пробурчал он, но, когда я подняла на него глаза, то поняла, что альфа улыбается.
— Идемте за стол, пока не остыло, — уже откуда-то с кухни позвал нас его отец, судя по звукам расставляя по столу тарелки. Потянув носом, я ощутила сперва тонкий и едва различимый, а затем — видимо, когда открыли кастрюлю — так и брызнувший во все стороны пряный насыщенный аромат.
— Отец первоклассно готовит гамбо, — с гордостью сообщил мой альфа, и я ощутила, как мой уже давненько пустовавший желудок протестующе заныл, требуя немедленно поближе ознакомиться с источником дивного аромата.
— Не мог упустить возможность произвести впечатление, — подтвердил тот, щедро черпая половником густой суп из большой кастрюли и разливая его по глубоким тарелкам. — Рис я обычно подаю отдельно, но можете добавить его в бульон, если захотите.
Наблюдая, как он двигается туда-сюда по кухне, не делая ни одного лишнего движения и как будто наизусть зная, где у него что лежит и под каким углом нужно повернуться, чтобы дотянуться до приоткрытого ящика со столовыми приборами, одновременно другой рукой закрывая крышку стоящей на плите кастрюли, я невольно залюбовалась открывшимся мне видом. Старость, уже коснувшаяся его лица, совершенно не сковывала его тела, и то, что ему удалось одолеть Йона в борьбе на руках, лишний раз это доказывало.
За ужином двое альф обсуждали последние новости, здоровье Дугласа, его ремонт и планы на ближайшее будущее. Я в разговоре почти не участвовала, вдруг ощутив, как устала за этот длинный день с его поездками, пешими прогулками с тяжелым рюкзаком за плечами и новыми впечатлениями. Гамбо был невероятно вкусный, в меру островатый и согревающий не только язык, но как будто все тело до кончиков пальцев. Правда, даже несмотря на свой голод, я с трудом осилила всю тарелку — было совершенно очевидно, что отец Йона привык соизмерять порции аппетитом вечно голодных альф, а не хрупких омег. Не стоило удивляться, что его сын вырос… самую малость помешанным на еде, если привык так основательно и вкусно питаться.
Мое сытое тело переполнила тяжесть и леность, и я, откинувшись на спинку стула, на пару секунд прикрыла глаза, слушая, как переплетаются, перебивают друг друга, а иногда звучат почти в унисон мужские голоса. Я уже не разбирала слов, они слились в мягкий урчащий гул, лишенный смысла, но наполненный теплом и умиротворением. Я не привыкла видеть Йона таким разговорчивым и так часто улыбающимся. Он словно сбросил лет десять своего возраста, и во всем — в его интонациях, жестах, взгляде и словах — сквозило что-то беспечно детское и непосредственное, словно, оказавшись в обществе отца, он разрешил себе на какое-то время перестать быть взрослым и серьезным. Перестать быть альфой маленькой стаи и главой семьи, каким, вероятно, ощущал себя в Доме. И, думаю, именно сейчас ему было это очень нужно.
Сахар, потоптавшись немного у моего стула, запрыгнул мне на колени, видимо, поняв, что я в этой тройке самое слабое звено, которое, вероятно, не сразу погонит его прочь. Кот был толстый и тяжелый и оставлял после себя просто поле из белой шерсти, но у меня действительно не поднялась рука его сбросить, и он удовлетворенно свернулся в клубочек у меня на ногах. Почесывая его за ухом, я устремила сонный взгляд за окно, где уже сгустились плотные сумерки. Отсюда было практически не видно улицу, ее полностью загораживали садовые деревья, сквозь которые еще просвечивали бледные лоскуты остывающего неба. Я попыталась вспомнить дорогу, по которой мы шли от вокзала, и почему-то это оказалось удобнее делать с закрытыми глазами. Сахар урчал у меня на коленях, как маленький генератор, и мне казалось, что я снова еду на поезде, а мимо окон пролетают столбы, между которыми в бесконечной синусоиде поднимаются и опускаются провода.
— Хана?
— Мм? — Я неохотно приоткрыла один глаз и обнаружила, что Йон стоит рядом с моим стулом.
— Идем спать, хорошо? — улыбнулся он.
— Я уже да, сейчас иду, — кивнула я, прикидывая, как бы сдвинуть с места свое тело, если оно вполне недвусмысленно вросло в стул и, вероятно, уже пустило корни. Мой альфа покачал головой, а потом наклонился и, просунув руки мне под голову и под колени, поднял нас вместе с котом. Что характерно, последнего это вообще ни в кой мере не смутило и не вынудило изменить свое положение в пространстве.
— Ну ты чего, не нужно было, — попыталась было возмутиться я, но сопротивляться сил уже не было.
— Пап, моя комната ведь свободна? — уточнил мой альфа, обернувшись к отцу, который неторопливо убирал со стола.
— Конечно, — кивнул тот, глядя на нас с каким-то особенным ласковым сиянием в темных глазах. — Я утром постелил свежие простыни, так что постарайтесь… испачкать их не сразу.
Кажется, мы смутились оба, хотя старательно изобразили, что не поняли, о чем идет речь. Эта секундная неловкость помогла мне проснуться, и когда Йон принес нас с Сахаром в нужную комнату, я уже вовсю вертела головой, с любопытством оглядывая обстановку. Было похоже, что это помещение использовали скорее как склад для разных ненужных вещей и предметов мебели, но сейчас все это было сдвинуто в угол и накрыто чехлами, а большая полуторная кровать с совершенно потрясающим металлическим изголовьем в виде переплетающихся шипастых стеблей походила на сугроб свежевыпавшего снега, буквально поскрипывая от чистоты свежего белья.
— Ты сказал, это твоя комната? — уточнила я, когда альфа поставил меня на пол, а кот, выразивший крайнюю степень досады по этому поводу, спрыгнул с моих рук и удалился восвояси.
ebooksa