– Наверное, во мне все-таки есть капля благодарности, о которой вы с Кошей говорили. Или у меня от такой жизни перепуталось добро со злом, как у всех вас. Или ты никогда не ошибаешься в людях – все рядом с тобой рано или поздно становятся твоими людьми, преданными псами. Я давно не люблю тебя, Вань, но каким-то непонятным образом остаюсь твоим человеком.
– Но уйти хочешь? – вопрос прозвучал без интереса.
– И уйду. Не сегодня, так завтра. Не живой, так мертвой. В любом случае уйду. Потому что эта преданность не имеет ничего общего с верностью жены. И ты в такой жене не нуждаешься. Уйду, как только услышу от врачей, что ты во мне не нуждаешься.
– Блядина, – закончил он без грамма злости и прикрыл глаза.
Я сидела возле реанимации, на звонки не отвечала и ни о чем не думала. Прилетел Коша, рухнул на скамью рядом и схватился за голову. Он тоже ничего не говорил, нам впервые не находилось, о чем говорить. Но давили нас совершенно разные чувства. Я каким-то образом уловила, что теперь Иван меня отпустит – как и просила, любым способом, убьет или вышвырнет из дома. После тех признаний, на фоне того, что я для него сделала, он мои слова услышал. Коша же уничтожал себя чувством вины. Ему легче было умереть в той перестрелке, чем сидеть сейчас здесь на жесткой скамье перед реанимацией. Он так погряз во мне, что пропустил нечто более ценное для себя.
В больницу много кого привезли. Несколько ребят погибли, многие были ранены. Люди ходили туда-сюда, шумели, дергали врачей. А мы сидели вдвоем в центре туманной нервозности, как если бы окончательно выпали из сансары и никак не могли в нее вернуться.
– Коша, – кто-то шептал со стороны. – Ты вообще не вовремя расклеился! Надо охрану отделения организовать, перевезем шефа в дом, когда доктор разрешит. И бить по всем охуевшим сукам, которые разбежались. Они сейчас наши заведения громят, а ты нытика врубил?
– Да, сейчас организую, – монотонно отозвался Коша. – Не ори, Зеля, здесь и так все орут.
А мне казалось, что тот шептал на грани слышимости. Или Коше казалось иначе? Да какая хрен разница, что происходило в реальности? Я с трудом открыла глаза.
– Елизавета Андреевна, – Зеля заметил. – Можно, я вас обниму, а?
И, не дождавшись ответа, наклонился и неловко сжал в объятиях. Почти сразу смутился, отодвинулся и принялся ждать, когда же Коша возьмет себя в руки и начнет заканчивать этот жуткий день на позитивной ноте. Услышала и от Коши:
– Спасибо, Лиз. Спасибо.
Ему тоже не ответила, хотя очень хорошо знала, за что благодарит. Его любовь ко мне горькая и острая, но привязанность к Ивану сильнее – она душит и дает его жизни смысл, которого раньше не было. Теперь я наверняка смогу уйти от Ивана. Но теперь Коша ни за что от него не уйдет, пока не вернет долг, который сегодня на себя повесил.
Через три дня Иван выглядел очень неплохо – уже зычно орал на персонал, хотя с постели не поднимался. Я виновато поглядывала на перепуганных медсестер и старалась сама приносить ему обеды.
– Ты все еще не ушла, блядина, – он заметил мое присутствие.
– Не ушла. – Я передала ему стакан с водой, чтобы запил таблетки. – Вижу, что тебе необходима дипломатическая прослойка. Иначе врачи сами тебя во сне придушат – за приятный характер.
– Я нервный, потому что у меня есть причины нервничать!
– Кто бы спорил, – я из себя выходить не собиралась. – Принести еще чего-нибудь, Вань?
– А я знаю, что ты делаешь! – он неожиданно зло усмехнулся. – Специально строишь из себя ангела, чтобы я потом руку на тебя поднять не мог. Как можно будет стирать с лица земли блядину, которая упорно сидела рядом с твоей постелью?
Я упала на стул и вытянула уставшие ноги. Признала без толики сомнений: