— Я знал, что стоит мне привести тебя сюда, то никогда не захочу, чтобы ты ушла. Мысль о тебе обнажённой, в моей постели… скручивает меня изнутри. Я бы не смог держать свои руки подальше от тебя.
Оу. Вау. У меня такое чувство, будто моё лицо горит.
— Остановись, Тристан, — слабо прошу я. Его слова что-то делают со мной. Заставляют меня чувствовать себя… почти сумасшедшей от желания.
Из его горла вырывается тихое рычание.
— С первого взгляда, как увидел тебя, я не могу думать ни о чём другом. Я как… Я прям как грёбаный Ромео.
Погодите минутку. То, что он говорит — его слова кажутся знакомыми?
— Я фантазирую о твоих губах, — он касается моего лица, кончиками пальцев скользя по моей щеке, по моим губам, прежде чем его рука опускается. — О твоих идеальных, розовых губах…
В моей груди вспыхивает какая-то легкомысленность.
— О, Боже, — крепко хватаю его, так, что у него нет другого выбора, кроме как напрячься, когда он обхватывает меня за талию, чтобы мы оба не упали на пол. — Ты цитируешь мне грёбаного Гарри Голденблатта! — сколько «Секса в большом городе» он пересмотрел в одиночку?
Тристан опускает голову, улыбка на его лице такая искренне милая, что у меня перехватывает дыхание.
— Шарлотта — моя фаворитка, — он целует меня, прикосновение его губ к моим заставляет немедленно захотеть большего. — Ты напоминаешь мне её.
— Ну, а ты совсем не похож на Гарри, — второй муж Шарлотты был лысым, потным адвокатом, который любил Шарлотту всем своим существом. Они были самой милой парой на свете.
Тристан — горячий кусок мужской плоти, который использует и выбрасывает девушек, как салфетки. До… меня? Мне трудно это осознать, но каким-то образом я ему достаточно нравлюсь, его так влечёт ко мне, что он хочет раскрываться мне понемногу. Маленькими реальными кусочками.
С каждым новым проблеском, который я получаю, он нравится мне всё больше и больше.
— Хотя я чувствую его боль, — бормочет Тристан, снова касаясь губами моих, крадя мои слова, крадя моё дыхание на какую-то секунду, прежде чем прерывает поцелуй. — Я хочу тебя так сильно, что это просто убивает меня.
Я кладу дрожащую руку ему на щёку, ошеломлённая его словами и жестом, стоящим за ними. Он смотрел мой любимый сериал из-за меня. Ради меня. То, что он процитировал один из самых сексуальных диалогов, которые я когда-либо слышала — я сама хотела прыгнуть на лысого, потного Гарри Голденблатта в первый раз, когда только увидела, как он произносит эту наглую, страстную речь перед Шарлоттой, — трогает меня.
Такая мелочь, на самом деле, но так много значит. Это значит, что ему не всё равно. И это единственное, что возбуждает меня больше всего на свете.
ГЛАВА 19
Алекс
Тристан убирает мою руку со своей щеки и целует её, прежде чем притянуть меня к себе и поглотить. Нет другого слова, чтобы описать то, как он целует меня. Он именно поглощает, сомкнув свои губы на моих, рукой обнимая мой затылок, а языком исследуя мой рот. Я целую его в ответ так же лихорадочно, отчаяние скребётся у меня внутри, и я тихонько стону. Наши языки соприкасаются в горячем ритме, один над другим. Один под другим. Снова и снова.