Я кашлянула в кулак, и сразу получила от мамаши Жо локтем в ребра.
— Не помешают! — повторила она, свирепо глядя на меня.
— Тогда я сегодня же перееду к вам, — госпожа Анна была сама любезность.
Граф подал ей руку, и парочка удалилась, обсуждая красоты природы и ясную погоду с птичками.
— Ну и зачем вы встряли, мамашенька? — сказала я, когда граф усаживал свою бывшую пассию в карету. — Вы хоть знаете, кому разрешили жить на нашей мельнице? Это же ведьма чистейшей воды.
— Которая платит деньги, — напомнила мне Жонкелия, тоже глядя на графа и даму. — Да за таких людей надо держаться двумя руками, глупая! Лучше быть любовницей графа, чем…
Она осеклась на полуслове, теребя фартук.
— Что же вы замолчали? — сказала я сквозь зубы. — Договаривайте, раз начали! Чем там быть хуже, чем любовницей графа?
Жонкелия замялась, но потом выдала, воинственно скрестив на груди руки:
— Это всяко лучше, чем быть женой сумасшедшего судьи!
Вот скажите, пожалуйста, откуда она узнала-то?! Что судья делал мне предложение? И нечего называть его сумасшедшим! Он размышляет гораздо лучше тех, что считают себя самыми нормальными и умными.
Я наговорила бы кучу резкостей старухе, которая лезет не в своё дело, но тут позади нас раздался нежный голосок:
— Добрый вечер, хозяюшка! Добрый вечер, сударыня Жонкелия!
Мы с мамашей Жо так и подскочили, но это была всего лишь Сюзетт Квакмайер — в платочке, повязанном под подбородком, и с корзинкой в руках.
— Вы прямо подкрались, дорогая Сюзетт, — заметила я, недовольная, что девица могла услышать ворчание Жонкелии по поводу господина судьи.
— Я поздоровалась с вами, но вы не сразу услышали, — она улыбнулась, и я снова подумала, что рот у неё широковатый.
— Мы провожали господина графа, — хмуро сказала мамаша Жонкелия.
— Господин граф приезжал молоть зерно? — спросила Сюзетт вполне невинно, но я сразу насторожилась.
Жизнь в Тихом Омуте к приветливости не располагала, и поэтому улыбчивая дочь лавочника хороших чувств у меня не вызвала.
— Вы тоже насчет зерна? — проигнорировала я её вопрос.
ebooksa