Клеймо

В отчаянии я уселась на пол у самой двери и заплакала, но тут дверь распахнулась, и я упала в проход. Там стоял мистер Мюррей. Я кое-как поднялась на ноги.

– Я не помог тебе, – только и сказал он, повернулся спиной и занялся своим делом.

Я не сделала ни шагу дальше. Как ни рвалась я воспользоваться этой минутой, чтобы поискать Кэррика, подводить мистера Мюррея я не могла. Он работал у нас в школе уже тогда, когда я пришла в первый класс – наверное, был тут задолго до того.

– Закон запрещает помогать мне, – напомнила я, проверяя его решимость, давая ему последний шанс закрыть дверь перед моим носом.

– Мне не запрещает, – возразил он, по-прежнему не глядя на меня, шаркая грязными ботинками по полу. – Там, на подошве, у меня Клеймо, а закон не запрещает Заклейменным помогать друг другу.

– Что? – Я уставилась на его ноги, а он продолжал счищать с башмаков грязь.

– Придется поверить на слово.

– Но… но вы же не носите повязку.

– Вот именно, потому никто и не знает. И никто за мной не следит. – Наконец-то он посмотрел мне в глаза.

– Никогда о таком не слыхала.

– Найдутся щелочки, в которые можно просочиться, уйти. Тебе, конечно, труднее, ты «знаменитость». И все же ищи такие возможности. Те не всегда выигрывают, запомни. Будь настороже.

Я киваю, оглушенная.

– Спасибо.

Я ринулась прочь, проскочила насквозь через жидкую рощицу у школы, чтобы не столкнуться с «прессой». Я решила не ехать на автобусе, там бы меня заметили, а одолжила велосипед в городском прокате: у нас тридцать станций проката, в любой можно взять велосипед, доехать до нужного района и там оставить велосипед на удобной для тебя станции. Поскольку все туристы устремляются в замок Хайленд, да и служащих там немало, поблизости находится крупнейшая станция проката. Я проехала по мосту, протискиваясь между туристами. В гору ехать было трудно, я слезла и повела велосипед по Хай-роуд. Когда я ставила велосипед и закрывала замок, с площади у здания суда донеслись вопли, и мне вспомнился тот день – я напугалась до смерти, замерла, не сразу сообразила, что на этот раз не мой черед. Кого-то другого вели на суд.

В этой суматохе на меня никто не обращал внимания. Я купила в лавочке сувениров кепку, надела так, чтобы не закрыть Клеймо на виске и, если попадусь, не навлечь на себя лишнее обвинение, и пробилась сквозь толпу. Успела вовремя: увидела, как мужчина и женщина, держась за руки, идут из Часовой башни в суд. Женщина безудержно плачет, хватаясь за своего спутника, по обе стороны от них шагают стражи. Незнакомые – вот и хорошо, значит, пока заседает суд, я смогу пройти в Часовую башню и потолковать с Тиной. Будем надеяться, я не зря рискнула, она даст мне адрес Кэррика.

Толпа усердствует отнюдь не так, как в день, когда мне был вынесен приговор. Я глянула туда, где обычно стоит Пиа, – тут как тут, в прямом эфире, делится с миллионной аудиторией своими предвзятыми мыслями о новых невинных жертвах.

– Выродки! – вопит стоящая рядом со мной баба и густо харкает в тот момент, когда пара проходит мимо. Комок слюны летит и падает на ногу той женщине. Я непроизвольно вздрагиваю, а женщина под крики толпы ускоряет шаг, еще теснее прижимается к своему спутнику, пытаясь укрыться под его рукой.

– Видали ее рожу? – Баба хохочет, и некоторые зрители вторят ей.

– В рожу бы ей плюнуть! – злобно подхватывает мужчина.

– Что они сделали? – спрашиваю я.