– Мне кажется, рано или поздно они бы встретились.
– Почему?
– Потому что судьба правильно сдала бы карты и точно позаботилась о том, чтобы эти двое нашли друг друга. И еще потому, что Тристан не успокоился бы, пока не отыскал ее.
Я тихо засмеялась.
– Твой смех – это мой любимый звук, – неожиданно сказал он. – Мне его не хватало.
Сердце у меня пустилось вскачь. Казалось, что в грудной клетке целый оркестр заиграл самбу. Я прокашлялась.
– Какой у тебя следующий пункт в списке?
– Доун, прости меня. За все, что я тебе наговорил. За то, что перестал бороться за нас и назвал тебя трусихой. Ты не трусиха. А вот я – как раз наоборот.
Я крепче стиснула трубку:
– Ты серьезно?
– Конечно, крошка. – Теперь его голос стал мягким и теплым. Как мое одеяло. – Я был в ярости и в отчаянии. У меня раз за разом возникало чувство, словно я получаю тебя всего на секунду и должен наслаждаться каждым моментом, потому что ты все равно уйдешь. А ты никогда и не собиралась. После всего, что с тобой случилось, просто подпустить меня к себе, хотя ты так этого боялась, было невероятно храбро с твоей стороны. Сейчас я это понимаю и… прости меня.
– И ты меня тоже. За все, – прошептала я. Я улеглась обратно и натянула одеяло до подбородка.
– А что насчет двадцать седьмой главы? – еле слышно произнес Спенсер чуть позже.
Я вздохнула:
– Ее еще нет.
– Ты не можешь оставить меня в подвешенном состоянии, Доун. Мне нужна следующая глава.
– Я не могу писать дальше, пока не знаю, чем все закончится. Меня даже охватило такое отчаяние, что я попросила о помощи Нолана, – призналась я.
Спенсер засмеялся, и мне сразу стало ясно, что он подразумевал под любимым звуком. Я ощутила то же самое.
– И что сказал маэстро? – поинтересовался он.
– Нолан говорит, если вообще ничего не получается, надо избавиться от мысли, что я должна силой навязать им счастливый финал.