Обнадёживало одно — преследователей было немного, а расстояние около двух километров позволяло мне уничтожить врага.
Но был один неприятный момент. Дело в том, что цели не стояли на месте и двигались не по прямой, а по извилистой дороге, а потому траекторию пули рассчитать было практически невозможно.
Однако других вариантов попросту не было. Я должен был попытаться спасти наших людей из лап врага. Не мог же я просто стоять и ждать, пока фашисты уничтожат всех, кто внутри машины. Не мог! А потому нужно было немедленно начинать действовать!
— Не беспокойся, командир, сейчас я их отсеку. Они сейчас на гору поднимутся, и я их грохну, — успокаивая себя и Воронцова оптимистичным, но совершенно неуверенным тоном, произнёс я и схватил в руки мосинку.
Лейтенант с надеждой посмотрел на меня, кивнул и негромко произнёс:
— Давай, Лёша. Бей гадов!
Но открыть огонь я не успел. Как только собрался стрелять, увидел, что в задние колёса полуторки попали пули. В машине что-то задымилось и она, замедлив скорость скрылась за пригорком. Через секунду там же скрылись и мотоциклисты.
— Не вижу! Не вижу! — со злостью простонал я и стал ждать, что машина появится из низины.
Но уже через несколько секунд стало понятно, что этого не произойдёт.
— Что там? Где они? — водя биноклем, спросил командир.
Я описал обстановку.
— И что будем делать?
— А что нам остаётся? Конечно, надо выручать, — сказал я и, продев через руку ремень, закинув мосинку за спину, закончил: — Я пошёл.
— Стой, Лёха! Ружьё-то! — нервно крикнул Воронцов, останавливая меня.
— Да какое ещё ружьё⁈ Они же за пригорком. Я их отсюда подстрелить не могу. Немцы там чёрт знает что могут с нашими сделать! Туда мчаться быстрее надо!
— Но ПТР я бросить не имею права! Ты понимаешь⁈ Не имею права!!
Нужно признать, Воронцова понять было можно. Необходимое для будущего боя оружие действительно бросать вот так в поле было нельзя.
— Оставайся здесь и прикрывай.
— А ты?
— А я туда, — кивнул в сторону немцев.