«Как бы зубы не сломать…» — всплыла отрешённая мысль.
Обдумывания и обоснования мгновенно пролетели в голове, и я приступил к отстрелу, начав уничтожение с тех, кто издевался над лежащей на земле Алёной.
С них я решил начать потому, что они двигались намного меньше, чем их камрады. Жертва лежала без сознания и была, соответственно, неподвижна, поэтому они никуда не торопились и не суетились. Те же, кто рвал одежду на главвраче, получали отпор, поэтому были более сложными целями.
Не успел первый немец получить свою порцию свинца, а я уже вновь нажимал на спусковой крючок.
После того, как умер второй, оставшаяся двойка, которая при выстрелах растерялась, бросила свою жертву и побежала к ближайшему мотоциклу.
Третий рухнул, получив пулю в шею, так и не добежав до своего трёхколёсного транспортного средства, а вот четвёртый оказался самым прытким и таки успел запрыгнуть в коляску, и даже дотронуться до пулемета, прежде чем получил заслуженную награду, отлитую из свинца, в глаз. И хотя пули были не серебряные, но и свинец, тем не менее, действовал на нежить достаточно эффективно. Правильно действовал.
Немец уснул вечным сном, а я, не став подниматься, сфокусировал взгляд и вновь пробежал им по поражённым целям, готовый в любую секунду выстрелить последним патроном по недобитому врагу.
Но движения со стороны покойников не было. Оно и понятно, пуля от мосинки шутить не любит, особенно когда попадает в жизненно важные для функционирования всего организма органы. Все немцы неподвижно оставались на своих местах, и я стал размышлять над возможностью идти вперёд.
«Идти или подождать пару минут? Вдруг еще какие немцы появятся? — думал я, окидывая округу сфокусированным взглядом.– С другой стороны, у меня всего один патрон, и если появится враг, то стрелять по нему мне будет попросту нечем. А значит, нужно вооружиться. И сделать это можно, забрав трофейное оружие у немцев. Им оно теперь всё равно уже не нужно».
— Не пугайся, это я, — неожиданно прохрипели сзади, выбив меня из размышлений.
Повернувшись, с удивлением увидел запыхавшегося и полностью вымотанного Воронцова. Несмотря на летнюю погоду, с чекиста валил клубами пар, как из паровоза.
Как он умудрился бежать за мной с ПТР, которое весит семнадцать с лишним килограмм, при том, что у него была сквозная рана в груди, я понять не мог. То ли рана не так болела, то ли человек был великого мужества и несгибаемой силы воли.
Скорее второе. Воронцов был действительно сделан из легированной стали, ибо всегда был со мной на передовой, хотя рана его была более чем серьёзной. Если бы он лежал в госпитале, то ему никто бы и слова не сказал, что он не в рядах обороняющихся. Но лейтенант госбезопасности был не из тех, кто в трудную минуту готов отсидеться в стороне. Он делал всё возможное, чтобы помочь нам сражаться с врагом. И хотя эти слова звучат несколько пафосно, они были самой настоящей сермяжной правдой — Воронцов делал всё, что мог, невзирая на боль.
Вот и сейчас он не остался в стороне и прибежал за мной на выручку попавшим в западню раненым.
— Нельзя так пугать, — сказал я и, поднявшись, помог ему присесть.
— Больше не буду, — стараясь отдышаться, кивнул Воронцов, положив ПТР на траву.
Принял оружие, посмотрел в сторону дымящейся машины и передал свою винтовку лейтенанту.
— Там, как и в ПТР, всего один патрон остался. Дай мне свой ТТ, а ты прикрывай.
— А ты всех перебил? Сколько их там было?
Я доложил.