Неправильный солдат Забабашкин

22
18
20
22
24
26
28
30

«Наша авиация продолжала наносить удары по мотомехчастям и пехоте противника, атаковала его авиацию на аэродромах, а также бомбила крупнейший железнодорожный мост…»

«Разведчик Энского полка…»

«Советские артиллеристы и зенитчики…»

«В районах Западной Белоруссии, захваченных немецко-фашистскими войсками, с каждым днем все шире разрастается партизанское движение…»

Из этих сообщений следовало очевидное: страна воюет, страна сражается, и страна собирается в этой войне победить. Все присутствующие свято верили в это, и, когда сводка закончилась, люди, находящиеся в коридоре, принялись живо обсуждать услышанную информацию.

Однако продолжались обсуждения недолго. Через полчаса была отдана команды «Отбой!» и весь персонал и все пациенты госпиталя разошлись по своим местам.

Упав на свою кровать, я хотел было полежать и хорошенько обдумать всё случившееся со мной. Ведь до этого момента у меня на обдумывание своего положения попросту не было времени, однако и сейчас у меня не получилось это сделать. Только я собрался было по полочкам начать раскладывать свои приключения, как взял, да и провалился в глубокий сон.

Что конкретно мне снилось я, как часто это бывает со снами, не помнил. Вроде бы во сне я куда-то бежал, и, вроде бы, за мной кто-то гнался. То ли немцы, то ли фиг знает кто, но, когда проснулся от крика «Подъём!» понял, что почти не выспался. Это расстроило. Не хотелось быть весь день сонным как муха.

Надел очки и, посмотрев на настенные часы, очень удивился поняв, почему именно я не успел отдохнуть. Стрелки часов показывали, что сейчас три часа ночи.

— А чего так рано разбудили? — задал вопрос кто-то из раненых.

— Сейчас узнаем, — произнёс Апраксин, которого я запомнил из-за возраста (он был самый старый в палате, да ещё и с пышными усами).

В коридоре вновь прозвучала команда: «Подъём!», после которой, в этот раз, было добавлено ещё одно предложение: «Кто в состоянии ходить и держаться на ногах, выходи на построение!»

— Нас зовут, — констатировал я очевидное и, потерев ладонями лицо, чтобы прогнать остатки сна, поднялся на ноги.

Надел выданные мне тапочки и, выйдя в коридор, увидел, что из других палат выходят такие же, как и мои соседи по комнате, забинтованные, получившие раны в бою бойцы.

У оборудованного в рекреации медицинского поста, держа папку с бумагами в руке, стоял какой-то неизвестный мне полковник. Рядом с ним находился подполковник, майор и перебинтованный Воронцов, который, к моему великому удивлению, держался на ногах довольно уверенно. Чуть неподалёку от него стоял Горшков и ещё два бойца НКВД — вероятно, охрана.

Спросонья, толком ничего не понимая, построились в неровную шеренгу.

«Замкомдив!» «Неверовский!» «Пётр Павлович!» «Гм, и чего же он тут? Случилось что?», — зашуршали голоса в строю.

Подождав, пока раненые более-менее успокоятся и выровняются, полковник сделал шаг вперёд, осмотрел нас и твёрдым, но усталым голосом, произнёс:

— Товарищи! Обстановка на нашем участке фронта сложилась крайне непростая. Наша бригада понесла тяжёлые потери в боях и при отступлении. Комдив Евстафьев героически погиб, поэтому над остатками воинских соединений, что стягиваются в город, принял командование я, — он поправил повязку на плече. — Многие из вас знают, что я тоже был ранен и находился тут на лечении. Но сейчас, товарищи красноармейцы, мне пришлось встать в строй. По нашим разведданным, завтра утром противник нанесёт одновременный удар по городам Листовое, Прокофьево и Новск, в котором мы с вами сейчас находимся. Как многие из вас знают, все эти населённые пункты расположены вдоль реки Багрянка, и, завладев хоть одним из них, противник создаст плацдарм на нашем берегу для обеспечения своего дальнейшего наступления. Несмотря на дождь, что идёт, река за это лето сильно обмелела и во многих местах есть брод. Поэтому немецкие танки почти без проблем смогут выйти на наши позиции и развернуться для атаки. Вчера весь день фашисты стягивали резервы. Зная об этом, штаб фронта послал к нам подкрепление — мотострелковый полк, — среди бойцов наметилось заметное оживление. Впрочем, через секунду оно полностью исчезло. — Но, он, товарищи, попал под бомбёжки и был полностью разбит на марше в тридцати километрах восточнее Новска, как только вышел из города Чудово. Поэтому подкрепления не будет, и нам приказано рассчитывать на свои силы. А сил у нас, товарищи красноармейцы, не так много. В городе, который нам необходимо защищать любой ценой, нет больших воинских соединений, а лишь разрозненные группы вышедших из окружения красноармейцев. — Повисло гробовое молчание. Комдив обвёл всех нас тяжёлым взглядом и с болью в голосе продолжил: — Но отступать, товарищи, нам никак нельзя. И мы, и наши соседи слева и справа, которые обороняют города Листовое и Прокофьево, должны остановить врага и обеспечить отход наших войск из Новгорода, для того, чтобы дать им время приготовить новый рубеж обороны. Сейчас каждый человек на счету. Против нас и наших соседей противник выдвигает, части пехотной дивизии вермахта с приданной ей танками и авиацией. Штаб фронта знает об этом и уже формирует новую бригаду, которая в самое ближайшее время выдвинется к нам на подмогу. Но до подхода резерва мы должны выстоять. И мы обязательно выстоим! Рассказал я вам всё это, без чинов и без утайки, потому, чтобы вы все до единого, полностью осознали серьёзность нашего положения! Сейчас у нас в строю очень мало бойцов и каждый из них на счету. Поэтому товарищи красноармейцы, находящиеся на лечении, нам нужна ваша помощь. Не приказываю, но прошу, — он окинул взглядом нашу шеренгу и с ноткой стали в голосе отчеканил: — Кто способен держать оружие в руках, выйти из строя — шаг вперёд!

Все присутствующие прекрасно понимали, что если сам новый командир дивизии просит раненых о помощи, не спустив это поручение низшим чинам, то, значит, дела обстоят совсем плохо. Вероятно, предполагается, что немецкая атака будет настолько мощной, что находящихся в наличии сил явно не хватит. А раз так, то было очевидно и другое — вряд ли совсем небольшое количество раненых хоть как-то сможет изменить сложившуюся обстановку, если на нас прёт целая дивизия, которая, по меньшей мере, насчитывает в своём составе около тринадцати тысяч гитлеровцев.