Блеск софитов

– Ну не совсем просто, – замялась, нервно смахивая несуществующие пылинки с платья, но так и не подобрала нужных слов. – Проспала.

– Рит, ты в порядке? – сгреб меня в охапку отец и крепко сжал, до хруста костей, как будто боясь потерять.

– В куда большем, чем пару месяцев назад, – боднула его головой, направляя в сторону кухни. – Пойдем пить чай.

Увидела накрытый стол и обомлела: ни одного блюда папа не заказал из ресторана. Сам нажарил мяса по-татарски и испек блинов.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты замечательный? – подняла большой палец вверх, наблюдая, как робкая улыбка освещает его лицо.

– Одна женщина, очень похожая на тебя, – отец сглотнул подступивший к горлу ком и произнес с легкой грустью.

Первое время мы избегали всяческих упоминаний о маме, потому что было слишком больно: до судорог, раздирающих грудь. Проще было молчать, делать вид, что ее не существовало или что она вышла в соседний магазин за молоком, чем бороться с демонами прошлого. Не так давно стало легче, и мы уже могли говорить о ней более свободно.

– И вообще я сначала запал не на твою маму, а на ее подругу, – хохотнул папа, раскладывая еду по тарелкам. – Оно и понятно: Ириша все больше в тени держалась, скромничала. А потом нам вместе дали направление на практику, и я пропал. Рассмотрел пристальнее, заглянул в душу, и понял, что нашел самородок. Умная, добрая, хозяйственная. Не женщина – сказка!

– И не пилила тебя никогда, – подмигнула отцу, не сумев воспроизвести в памяти ни одной крупной родительской ссоры.

– А ей и не нужно было, – согласился мужчина, и его взгляд подернулся поволокой, словно он перенесся в неведомые дали. – Ей стоило только посмотреть, как она одна умела – с тихой укоризной и безмерной любовью, и я понимал, что не прав. Хотел положить к ее ногам целый мир, да не успел…

– Ты много для нас делал, – приободрила папу, ведь благодаря его стараниям и упорному труду с утра и до ночи мы действительно ни в чем не нуждались. С самого детства у меня были лучшие игрушки, лучшие платья, лучшие учителя.

Когда закончили с обедом, обняла отца крепко, поблагодарила за все и оставила легкий поцелуй на едва тронутом серебром виске. Забралась в любимое средство передвижения и покатила по трассе из города в Мытищинскую школу музыкального воспитания – интернат для детей-сирот. Каждый месяц переводила на их счет небольшую сумму-пожертвование, но не ограничивалась только денежным участием, иногда заезжая к детям с игрушками и конфетами.

Спустя пару часов припарковала джип у ограды и вывалилась наружу с тремя огромными пакетами в руках. Сгрузила подарки в кабинет к директору и напросилась на репетицию хора в актовом зале – готовили новый спектакль. Спряталась в тени, чтобы не смущать ребят, села с самого края в кресло с ободранной спинкой и заслушалась звонкими голосами юных дарований. На глаза невольно навернулись слезы – сколько их таких одиноких, оставшихся без попечения родителей.

– Риточка, – директор подошла бесшумно, пока я предавалась размышлениям, и положила теплую ладонь мне на плечо, – оставайся-ка ты с нами на обед.

– Хорошо, Надежда Константиновна, – имя у этой женщины было подходящее: воспитанников она обожала всей душой, искренне и самоотверженно, стараясь зажечь огнем веры даже самое израненное детское сердце.

Я подошла к столовой и у входа столкнулась со своей любимицей, девчушкой лет восьми – с медно-рыжими волосами, заплетенными в две толстые косы, круглыми карими глазами и крохотным носиком-пуговкой. Она обняла мою ногу маленькими ладошками и смотрела снизу вверх не по-детски серьезно.

– Тебя давно не было, – произнесла она обвиняющим тоном и обиженно надула губы.

– Я тоже скучала, Софьюшка, – подхватила малышку на руки и чмокнула в нос, отчего та смешно поморщилась.

– Я уже большая, – сообщила она с важным видом, намекая, что телячьи нежности не для нее.

– Конечно, большая, – согласилась я, опустила ее на землю и лукаво поинтересовалась: – петь вместе будем?