— Что ты сделал?
— Не перебивай, — сказал Кэри. — Имей терпение. Так вот, я говорю: это просто возмутительно! Твой непогрешимый любимчик, стоящий, полагаю, не один миллион, ломает себе голову над парадоксом.
— Парадоксом! — с рыданием выдохнул Бэрк.
— Ну да, парадоксом, — фальцетом пропел Кэри. — Весьма миленьким парадоксом. — Он вновь заговорил нормальным голосом. — Пока ты чуть не лопался от гордости, говоря о своей железяке и ее несокрушимости, я подумал, что компьютер можно запросто парализовать, подкинув ему задачку, непостижимую для его механических мозгов. Я вспомнил кое-что из курса логики, который нам читали в институте, — нечто под названием «парадокс Эпиминида». Не помню точно, что там говорилось, — лекции были скучными и, честно говоря, на них жутко хотелось спать, — но суть в том, что если, например, я тебе скажу: «Все адвокаты — лжецы», то как узнать, правду я говорю или нет, если я сам адвокат? Ведь если это правда, значит, будучи адвокатом, я лгу. Но если я лгу и все адвокаты не лжецы, значит, я говорю правду. Ты понял? Если мое заключение правдиво, значит, я лгу, а если я лгу, значит, оно правдиво.
Внезапно Кэри громко расхохотался.
— Жаль, ты не видишь своей физиономии в зеркале, Бэрк, — еле выговорил он, давясь от смеха. — В жизни не встречал такой обалделой рожи… В общем, я подошел к компьютеру и, пока ты вежливо ждал меня снаружи, сказал: «Ты должен опровергнуть то, что я сейчас утверждаю, потому что все мои утверждения неверны».
Он умолк и посмотрел на метеоролога.
— Ты понял? Он принял мое утверждение, собираясь выполнить приказ и опровергнуть его. Но не смог этого сделать, не признав его верным, а как он мог быть верным, если я объявил, что все мои утверждения неверны? Понимаешь?.. Ну конечно, понимаешь, у тебя на лице все написано. О, если б ты только мог себя сейчас видеть! Краса и гордость метеорологии, споткнувшаяся о какой-то парадокс!
Глядя на ошарашенного Бэрка, Кэри вновь расхохотался, не в силах удержаться, и только через несколько минут, вдосталь насмеявшись, начал потихоньку приходить в себя. Чувствуя некоторую слабость после столь бурного веселья, он выпрямился, как-то странно всхлипнул и прислонился к стене. Подняв воротник пиджака, он передернулся всем телом и посмотрел на метеоролога.
— Теперь, когда тебе известно, где собака зарыта, запускай свою машину на полную мощность. Во-первых, здесь что-то чересчур прохладно, а во-вторых, свет несколько мрачноват.
Бэрк не двинулся с места. Он, не мигая, смотрел на Кэри, прямо-таки буравил его взглядом. Кэри фыркнул.
— Ну же, Бэрк, — сказал он. — Свистать всех наверх! После будешь переживать. Если тебя беспокоит наше пари, считай, что ничего мне не должен. И не расстраивайся так из-за своего любимчика. Не так уж он плох. Честно говоря, я считал, что он просто перегорит, а не задействует для вычислений все блоки. Смотри, он и сейчас никак не угомонится. Может, ему удастся разработать теорию классов? Вот тогда он решение найдет, через годик-другой.
Бэрк продолжал стоять как статуя. Кэри посмотрел на него подозрительно.
— В чем дело? — раздраженно спросил он.
Губы метеоролога задвигались, как в немом кино, и тонкая струйка слюны сбежала с уголка рта и потекла по подбородку.
— Ты! — с трудом выдавил он из горла нечто похожее на хрип умирающего.
— Что?..
— Кретин! — заорал Бэрк, неожиданно обретая дар речи. — Дегенерат! Дебил!
— Я? Я? — возмущенно возопил Кэри. — Я же был прав!
— Да, ты был прав, — сказал Бэрк. — Слишком прав. А как прикажешь заставить компьютер запустить ядерный реактор, отрегулировать температуру и дать свет, если все его блоки заняты решением твоего парадокса? Что могу сделать я, если Машина оглохла и ослепла?