Золото в тёмной ночи

На меня накатывает усталость, сил остаётся всё меньше.

– Забирай сестру, забирай всех отсюда, – шепчу я, а Даян кивает.

Он исчезает, и я рада, что память не подвела. Дар брата – перенос, как у Дарена, но во много раз сильнее.

Я наношу удары кинжалом ещё по нескольким охранникам-каиданцам, краем глаза замечая, что Мальта снимает жгуты с раненого генерала, который пришёл с Даяном, а потом они все пропадают. Слышу тихий приказ брата, обращённый к нашим солдатам: не убивать противников, чтобы не развязывать войну. Клетус ещё пару раз пытается избавиться от моей Тьмы, но, поняв, что она уже не такая густая, решает просто дождаться, пока я полностью истощу силы.

Я шарю вокруг, пытаясь найти Дарена в этой неразберихе. Гостей остаётся меньше, многие стараются спрятаться, пока всё не закончится. Натыкаюсь взглядом на Клетуса, который выбирает момент для нападения, держа сияющий кулак над головой и освещая пространство вокруг себя и Демьяна. То и дело они взмахивают мечами, отражая атаки теней, похожих на призрачных чёрных тварей. То тут, то там возникают илосийские воины. Похоже, их всего двое, и они скорее отвлекают и нервируют своими внезапными появлениями, чем и вправду сражаются.

– КАИДАНЦЫ! НИКОГО ИЗ ЗАЛА НЕ ВЫПУСКАТЬ! – приказывает Клетус.

Я подбираюсь ближе к трону, убеждаясь, что Айлы точно нет рядом. Это приносит мне облегчение, но лишь до момента, пока я не замечаю у подножия лестницы младшего принца. Его рука тускло светится, он не сопротивляется темноте. Во взгляде нет страха. Сейчас Эол смотрит во мглу, как генерал на вражескую армию, просчитывая ходы.

– Я чувствую тебя, грозовая ночь, – тихо произносит он данное мне прозвище, и я с удивлением догадываюсь, что он меня ждал. – Как только Айла встала рядом, я понял, что ошибся. Помнишь, я говорил тебе, что знаю, как пахнет твой народ. Точнее, я помнил запах одной-единственной и думал, что все пахнут как-то похоже, – его слова заставляют меня замереть. – Тогда мне было десять лет, и все семьи, несмотря на разногласия, собрались в Астаре. Это был единственный раз, когда мы все встретились под одной крышей. Там присутствовали двенадцатилетний Даян и восьмилетняя Айла. По крайней мере, мы считали, что Айла.

Я вспоминаю тот день. Это действительно было знаменательным событием, попыткой наладить полноценный мир между странами, укрепить его. В качестве дани уважения и как символ открытости правители явились со всей семьёй. Однако Айла серьёзно заболела. Её лихорадило несколько дней, и хоть моя кровь и помогла, но сестра восстанавливалась медленно. Придворная целительница предупредила, что поездка ухудшит её состояние. Тогда я заняла место сестры. Никто из посторонних не знал, какой глаз у Айлы серый, а какой карий, поэтому подмену никто не заметил. Разделять нас было рискованно, но мы все хотели мира. Теперь я вспоминаю светловолосого мальчика с глазами как океан, ростом чуть выше меня. Он первый подошёл и заговорил со мной, протягивая руку для приветствия.

Эол хмурит лоб, как будто не может разгадать загадку.

– Но сейчас она пахнет совсем не так. Твой же запах… более я не встречал ничего подобного.

Если бы всё было иначе, я бы называла Эола «братом», как прямого потомка из своего поколения. Почему-то эта мысль приносит мне ноющее чувство тоски и разочарования.

– Тогда в Астаре была не Айла, это была… ты, – он сам удивляется собственному выводу. – Это была ты…

Я молчу, не зная, зачем вообще слушаю его. Принц враждебной страны стоит между мной и лестницей. Стоит между мной и своим отцом, который виноват в смерти мамы. По их вине я провела шесть лет, не в состоянии вспомнить себя.

– Но я не могу так просто тебя отпустить, – вдруг добавляет Эол.

Он делает шаг в сторону, и я замечаю Дарена, которого удерживает один из каиданцев. Вся грусть растворяется от злости при виде раненого друга.

– Отпусти его, – тихо и зло произношу я, но принц прекрасно слышит.

– Нет.

Я чувствую, что это слово – мой приговор, но понимаю почему, лишь когда светящейся рукой он хватает Дарена за шею. Отчаяние на лице друга проступает быстрее, чем я осознаю, что происходит. Всегда улыбающиеся губы кахари кривятся в болезненной гримасе, глаза белеют, а на шее появляется метка. У Эола сила контроля.

Я вскрикиваю и оглядываюсь в поисках меча, хочу отрубить принцу руку, а потом проткнуть сердце, чтобы Дарен вновь стал свободен. Я поднимаю ближайший меч с пола, но противник оказывается быстрее и успевает вложить клинок в руку Дарена. Меня раздражает, что Эол смеет виновато смотреть мне в глаза, пока приказывает моему лучшему другу: