– Я поняла, – нехотя принимаю задание.
Хмурясь, я поворачиваюсь и делаю несколько неуверенных шагов обратно к зданию. Но стоит мне отойти на пару метров, как кахари кричит вслед:
– Четыре круга!
Я почти спотыкаюсь о собственные ноги, но не протестую, зная, что от любого моего слова он накинет ещё кругов. Только это не мешает мне ругать его всеми словами, которые я могу вспомнить. После пробежки по трём первым этажам моё ворчание смолкает само собой, потому что дыхание начинает сбиваться. Когда я завершаю первый круг и прибегаю обратно, Рушан лишь усмехается и показывает рукой круговое движение, приказывая без лишнего отдыха разворачиваться на второй круг.
На четвёртом спуске, на последнем лестничном пролёте, я уже почти съезжаю на собственной заднице по ступенькам вниз на первый этаж, потому что ноги подворачиваются. Молодые парни в охране сочувственно провожают меня взглядами. Ноги не держат, и я на несколько мгновений решаю позорно растянуться на полу, раз уж они всё равно видели, как я упала. Стражи нервничают, переглядываются, но только один из них быстро помогает мне подняться и опереться на стену.
Я тяжело дышу, руки и ноги трясутся, а глаза неприятно жжёт от пота, стекающего по лицу.
– Простите, ваше высочество! Нам запрещено помогать, – тихо объясняет страж, бросая нервный взгляд на выход. – Генерал предупредил, что если кто-то из нас вам поможет, то и вам, и нам кругов на тренировке добавит, – извиняющимся тоном говорит тот, кто всё-таки рискнул мне помочь.
– И вам? – удивляюсь я.
– Да. Сколько вам сказали пробежать?
– Четыре круга.
– Тогда ещё повезло. У нас норма пятнадцать кругов вокруг дворца, там большая часть пути по песку. Бегать по ступеням если и заставляют, то в основном провинившихся, и мы тренируемся по запасной лестнице в восточной части дворца.
С губ срывается громкий стон ужаса от одной мысли о пятнадцати кругах по песку, благодарю молодого охранника и плетусь дальше. Я уже больше иду, чем бегу. Рушан встречает меня скучающим взглядом, сложив руки на груди. В этот раз на его вопрос: «Согрелась, принцесса?» я не выдерживаю и демонстрирую свои знания бранных выражений. Он слушает меня не перебивая, а его улыбка ширится, превращаясь в довольную усмешку, будто ничего другого от меня он и не ждал.
Назари заставляет меня покачать пресс, а после перейти к отжиманиям. Если с первым проблем у меня нет, то вот отжаться мне удаётся не больше четырёх раз. На четвёртый я устало падаю лицом в песок. Рушан опять бросает что-то про мои тонкие руки, но у меня нет сил на ответ. После небольшой передышки он подзывает меня к себе и начинает обматывать мои руки и кисти полосками ткани.
– Судя по твоим воспоминаниям, ты не особо училась рукопашному бою, это так?
– Да.
Рой, конечно, рассказывал, как и куда бить, чтобы вывести противника из равновесия, причинив максимальный урон, но большую часть занятий мы посвящали холодному оружию или лукам.
– Тогда это твоё слабое место. Без оружия ты слаба, а я хочу быть уверен, что такого, как в том коридоре, не повторится.
На его лице не отражаются эмоции, он сосредотачивает всё внимание на своём деле. Поэтому мне требуется время, чтобы понять, что он говорит о моменте, когда каиданец зажал меня в тёмном коридоре. Из-за неприятных воспоминаний по позвоночнику проходит дрожь. Он прав, без оружия я мало что могу.
Кахари показывает, как правильно выполнять удары, чтобы не навредить себе и использовать максимум тех «хлипких мышц», что у меня ещё есть.
На площадке становится многолюднее, появляются другие солдаты, с интересом поглядывающие в нашу сторону. Это продолжается только до тех пор, пока мой учитель не бросает на них хмурый взгляд. Все тут же теряют к нам интерес. Рушан надевает на руки специальные перчатки с широкой плоской частью, выставляет их перед собой и приказывает бить по ним, тренируя силу и технику. После первого же моего удара мы оба шипим.