Опять было больно и еще, на этот раз, чрезвычайно обидно.
Рука действовала, только теплая кровь противно размазывалась по коже и хлюпала на сгибе локтя.
«Не совсем, малыш, нет, не все еще со мной кончено…»
По-бойцовски отскочив друг от друга, они стояли на тропинке по обе стороны от лежащего Яна. Дыхания каждого доносились и до Глеба, и до Костяна, но следующие движения соперника в темноте им было трудно угадать.
Одной рукой капитан Глеб незаметно расстегнул свой ремень, мелкими скользящими рывками вытащил его из тесных шлевок. Совсем как в юности, по-курсантски, коротким движением намотал грубую плетеную полосу на кулак, оставив полметра ремня с тяжелой бляхой качаться на свободе.
Рыбак шагнул навстречу первым. Движение у него было то же самое — ударить противника ногой в живот.
На этот раз Глеб Никитин был готов гораздо лучше.
Свистнула в темноте кованая пряжка его походного ремня и Костян Серяков, ойкнув и внезапно охромев, упал перед ним на колени.
— Это тебе за пустые угрозы.
Теперь уже выбирал не Глеб.
Костян тоже не хотел умирать в темном осеннем лесу. Он зарычал от боли и снова, припадая на рассеченную ногу и выставив перед собой нож, бросился вперед.
Еще раз Глеб точно и сильно взмахнул ремнем. Противник заорал, прижимая к груди повисшую, с растопыренными пальцами, руку. Его нож выпал вниз, на одежду Яна.
— За тухлую рыбу. Мне было невкусно.
Глеб прыгнул и ударил Костяна ногой в бедро.
Пытаясь удержаться, тот судорожно сделал два шага назад, ухватился за тонкие и скользкие ветки бузины, но это ему не очень помогло. Костян рухнул на землю.
Бить руками и ногами лежачего — неприлично, но наказывать урода даже в такой позе — полезно, прежде всего, для него самого.
А еще Глеб очень хотел его убить.
Удары смертельного ремня сыпались на голову, на плечи, на пальцы скулящего Костяна, который все-таки пытался защищаться.
— Это ты получаешь за глупую стрельбу в завале. Держи!
— Это — за подставу маленького Бориски с патронами!