— Может и вывозить этот поганец от нас чего собрался. Товары, какие дорогие, или что из электроники секретной, военной… Разбираться с этим нужно тщательно. Вполне вероятно, что сообщники твоего Тиади скоро сюда пожалуют, если он им как-то обо всей этой истории даст знать… Так что теперь будем проверять твоих туристов гораздо тщательней, ты уж извини!
— Исключено. Он жадный. И глупый. Никому ничего своего не доверит.
— Тогда лет через тридцать сам, лично, опять к нам поиграть соберется…
Внизу, в центре большого, гулкого, внезапно опустевшего зала ожидания капитана Глеба жаждал видеть только верный и любопытный Бориска.
— Все, наши уже улетели.
— Баба с возу…
— Скажи, а как ты этого контр-адмирала называешь? На «вы» и по званию?
— Дурашка ты, Борис. И не так, и не так.
— А как?
— Отстань, потом… Давай-ка, лучше, кофейку хорошего примем по паре порций. Присядем.
Младший командир с удовольствием подчинился и, элегантно поддернув брюки, опустился в кресло. Заострив любопытный нос, наклонился ближе к Глебу.
— А ты когда понял, что это натворил Тиади?
— Ночью, у лесника.
— До того, как он приехал? После Яна?
— Да, мысли уже складывались, когда Яна тащил из леса.
— А тогда почему ты, если все вовремя понял, сразу же не набил ему там сильно морду?
— Кто доказывает грубо — тот не доказывает ничего. Да и вряд ли было бы красиво, если ни в чем не виноватой медсестре Светланке мои жестокости пришлось бы увидеть… Ей же сейчас и без этого очень скверно…
Больше времени у них занял вопрос продолжения бизнеса.
Бориска притащил из кафе бутерброды.
— Не суди людей быстро и с корыстью. Вот, например, наш голландец Николас — страх ходячий, громила. Замашки уголовника, внешность дикаря. А ведь он там, у себя на родине, служит директором дома для детей-сирот. И, говорят, хороший директор, добрый. Его все там любят.