Алан, судя по всему, не нашел что возразить мне на эти слова. Так мы и сидели, глядя на то, как наши солдаты давили ногами крошечных кованду до тех пор, пока давить стало некого.
— Ну, что за чепуха с ним приключилась? — спросил лейтенант Кейес у Алана, когда совещание по поводу прошедшего боя с командирами отделений подходило к концу.
— Он думает, что мы все — жестокие монстры, — сказал Алан.
— Ах, вот что… — протянул лейтенант Кейес и повернулся ко мне: — Сколько времени ты служишь, Перри?
— Почти год.
Лейтенант кивнул.
— В таком случае, Перри, у тебя все идет точно по графику. Большинству людей требуется как раз год, чтобы решить, что они превратились в какую-то бездушную машину для убийства, лишенную совести или морали. Некоторым — чуть больше или чуть меньше. Вот, скажем, Йенсен, — он указал на одного из сидевших с ним командиров, — сломался только на пятнадцатом месяце, но зато как сломался! Йенсен, расскажи ему, что ты тогда сделал.
— Выстрелил в Кейеса, — без тени смущения сообщил Рон Йенсен. — Решил, что в нем персонифицирована вся та ужасная система, которая превратила меня в машину для убийства.
— Кстати, чуть не разнес мне башку, — добавил Кейес.
— Отличный был выстрел, — горделиво заметил Йенсен.
— Да, отличный, потому что ты промахнулся. Иначе я оказался бы бесповоротно мертвым, а ты превратился бы в мозг, плавающий в баке с физраствором, и медленно сходил бы с ума от отсутствия внешних раздражителей. Видишь ли, Перри, это случается с каждым. Ты избавишься от этого ощущения, когда поймешь, что на самом деле ты никакое не жестокое чудовище. Дело в том, что ты пытаешься объять своим рассудком совершенно вывернутое положение вещей. На протяжении семидесяти пяти лет ты вел жизнь, в которой самыми впечатляющими событиями были разве что перепихоны на стороне раз в несколько лет тайком от жены. И вдруг тебе приходится чуть не навскидку стрелять из МЦ, чтобы убить какого-то космического паука, прежде чем он разделается с тобой. Боже милостивый! Я не верю, что найдется кто-нибудь, кто рано или поздно не свихнется от всего этого.
— Алан не свихнулся, — возразил я. — А он участвует в этой истории ровно столько же.
— Это верно, — согласился Кейес. — Ну, Розенталь, что скажешь?
— Если честно, лейтенант, то я больше всего похож на закупоренный котел, в котором кипит необъяснимый гнев.
— Ах, подавление, — понимающе кивнул Кейес. — Замечательно. Только прошу тебя, постарайся уж не пальнуть в меня, когда тебя наконец прорвет.
— Ничего не могу обещать, сэр, — честно сознался Алан.
— Знаешь, что помогло мне? — сказала Эйми Вебер, командир одного из наших отделений. — Я составила список земных вещей, которых мне недоставало. Это был, с одной стороны, способ психологического подавления, но, с другой стороны, весь этот перечень напоминал мне, что я еще не совсем оторвалась от того мира. Если ты о чем-то скучаешь, значит, у тебя сохранилась связь с прошлым.
— И по чему же ты скучала? — спросил я.
— Прежде всего по пьесам Шекспира в «Парке». В последний вечер на Земле я посмотрела там «Макбета» в совершенно изумительной постановке. Боже, это был просто замечательный спектакль. И мне кажется крайне маловероятным, что в этих местах нам удастся посетить настоящий театр с живыми актерами.
— А я скучаю по шоколадному печенью, которое пекла моя дочь, — сознался Йенсен.
ebooksa