Теперь, когда мне были известны обстоятельства, вынудившие Крейса бросить писательский труд, я должен был признать, что, несмотря на мое почти что патологическое отвращение к нему, я восхищался тем, что он не изменил своего решения. Интересно, знает ли он о том, что мать Криса умерла? В конце концов, она была единственным препятствием, мешавшим Крейсу опубликовать свою вторую книгу, ведь Крис в своем предсмертном письме матери сказал, как она должна поступить в том случае, если его бывший наставник и возлюбленный попытается напечатать роман «Учитель музыки». Думаю, Шоу большой опасности не представлял. Да, ему известно о существовании этого романа, но теперь, когда я купил его молчание, он вряд ли станет что-либо предпринимать. По сути, все карты на руках лишь у меня одного, будущее Крейса зависит только от меня. Я — знаток истории его жизни, его чревовещатель, его биограф.
Я сидел в постели, делал записи в своем блокноте и слушал шум дождя, хлеставшего в окно. После вкусной трапезы — на ужин я приготовил linguine di mare[34] — я с Крейсом немного почитал в гостиной, а потом, в одиннадцать часов, когда над Венецией уже бушевала непогода, он попросил, чтобы я, как обычно, принес ему стакан воды и две снотворные таблетки. Я в очередной раз посоветовал ему обратиться к врачу, он в очередной раз отказался. Ему невыносима сама мысль, заявил он, что чужой человек будет осматривать его, мять и щипать его тело. Крейс сказал, что за многие годы он скопил кучу таблеток, которых ему хватит до конца жизни. Интересно, зачем он вообще копил эти таблетки? Возможно, затем, чтобы в один прекрасный день покончить жизнь самоубийством. Это единственно разумное объяснение.
С тех пор как я вернулся из поездки, Крейс, казалось, без меня не мог и шагу ступить. Я опекал его круглые сутки. Утром готовил завтрак и стоял рядом, пока он одевался, днем читал ему или слушал, как он рассказывает о своей художественной коллекции, вечером помогал ему раздеться и лечь в постель, потом, по его настоянию, еще некоторое время сидел с ним, пока он не засыпал. Когда я говорил, что мне нужно сходить в магазин за продуктами, у него начинался приступ страха, который перерастал в истерику, если я не успокаивал его, уверяя, что вернусь по прошествии нескольких минут. Только когда Крейс засыпал, я получал возможность заниматься своими делами и делать записи в своем блокноте.
В тот вечер, после того, как я дал ему снотворное, он лег спать. Спустя два часа я вдруг услышал бессвязные, неразборчивые крики, доносившиеся из его комнаты. Может, вернулся бывший помощник Крейса? Я сунул блокнот под подушку и, как был в трусах и майке, выскочил в коридор и помчался в портего. Там я включил свет, озаривший каждый уголок холла, но никого не увидел. Из спальни Крейса по-прежнему доносились испуганные животные вопли. Я тихо постучал в его комнату; поскольку ответа не последовало, а жуткие стенания продолжали эхом разноситься по всему коридору, я открыл дверь и вошел. В спальне было темно. Крейс метался на кровати, дрыгал ногами и руками, сражаясь с бархатными занавесями. Было ясно, что ему снится кошмар.
— Гордон, Гордон, проснитесь, — сказал я, входя в альков.
Я раздвинул темно-красные занавеси и включил ночник. Но кошмар по-прежнему его не отпускал.
— Гордон. — Я тронул старика за костлявое плечо, скрытое под тканью хлопчатобумажной ночной сорочки. — Гордон.
Он выгнул спину. Его лицо тут же исказилось от боли, и он резко очнулся.
— Слава богу, — произнес Крейс, потирая глаза. — Мне снился ужасный сон.
Он сел в постели и посмотрел на меня — на его лице застыло ошеломленное, растерянное выражение.
— Надо ж, как меня проняло, — сказал он, содрогнувшись. — Жуткий сон, все происходило как наяву. Я пошел прогуляться — уже одно это наполняет меня страхом — и вдобавок, когда вернулся, увидел, что… что… вы мертвы.
Слезы застлали ему глаза, когда он стал заново переживать свой кошмар.
— Вы сидели на кухне за столом, повесив голову на грудь. Сначала я подумал, что вы спите. Подошел к вам, попытался разбудить. Вы не шевелились. И были холодны. Я ничего не понимал, стал трясти вас, вы не реагировали.
— Это и впрямь ужасно, но это всего лишь сон, — сказал я, пытаясь успокоить его. — Я здесь, с вами, живой и невредимый.
Он взял мою руку, стал потирать ее своей холодной влажной ладонью.
— Да, да, вы здесь. Вы ведь никогда не оставите меня, да? Мой Крис, ты никогда не покинешь меня. Ничто не разлучит нас теперь.
Он подался вперед, его руки будто сами собой обняли меня за шею. Я почувствовал, как его палец поглаживает мой затылок, спускается вниз к моей лопатке. Свою вторую ладонь он положил на мое плечо, помассировал его, потом переместил на мою ногу.
— Гордон, — ласково сказал я. — Я не Крис, я Адам. Адам.
Крейс вновь начал шептать имя Криса. Я почувствовал, как его язык касается моего уха.
— Гордон, — более сурово произнес я. — Проснитесь! Это Адам.