Лживый язык

— Послушайте… Господи, как всегда, хожу вокруг да около. Простите, Адам. Просто я давно ни с кем вот так не разговаривал. Вы уж не обессудьте, если по ходу своего рассказа я буду сбиваться на разговор, который, как вам покажется, ни к чему не ведет. Но я решился на это только по одной-единственной причине — лишь потому, что, на мой взгляд, это как-то поможет вам. В моей жизни было время, когда я тоже был растерян и несчастлив… не знал, что я хочу, кто мне нужен.

Я ждал, когда он продолжит свой рассказ.

— Я был молод, как вы. После Оксфорда стал работать учителем английского языка в одной из школ Дорсета. Это было мое первое место работы. Как и вы, я хотел написать роман. У меня была идея, над которой я работал в свободные от преподавания часы. Теперь кажется, что все это было очень давно. В каком-то смысле мне даже не верится, что это я о себе рассказываю. В общем, вскоре после того, как я пришел в ту школу, я сдружился там со своей коллегой Рут Чанинг. Она преподавала изобразительное искусство, работала на полставки. Ей было примерно столько же лет, сколько и мне, двадцать один — двадцать два, и поскольку я и она были новичками в школе, почти никого не знали в округе, то вполне естественно, что мы проводили вместе много времени. Я все ждал подходящего момента, чтобы сказать ей, что… что женщины меня не привлекают. Но однажды вечером, когда мы возвращались из местного паба, она притянула меня к себе и поцеловала, и я понял, что теперь признаваться поздно. Подходящий момент был упущен. Не то чтобы мне было жаль ее, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что поступил как незрелый юнец, не сказав ей ничего.

Крейс встрепенулся, будто пробудился ото сна.

— Извините… я слишком разболтался. Вам не нужно все это знать. Сам не понимаю, зачем я откровенничаю с вами. Я просто хотел сказать, что мне знакомо ваше состояние.

Впервые я слышал, чтобы Крейс рассказывал что-то о своей личной жизни. И я постарался запомнить каждое слово.

Мне хотелось знать больше. Я собрался с духом и спросил:

— Вам нравился еще кто-то из ваших коллег… кроме нее, кроме этой Рут?

— Да. Только он… они… были не из преподавательского состава, — ответил Крейс.

— Кто-то из тех, кто работал в городке? С кем вы познакомились вне стен школы?

Мой вопрос взбесил Крейса. Будто разговора, который мы вели, никогда не было.

— Мне казалось, я предупреждал, чтобы вы не смели лезть в мою жизнь, в мою личную жизнь. Это был один из главных пунктов нашего соглашения, который в ходе собеседования мы обговаривали десятки раз. И вы пообещали, что будете подчиняться моим правилам…

Мне пришлось перебить его, воззвать к его здравомыслию.

— Но Гордон… это же была ваша инициатива. Я не просил вас рассказывать о прошлом. Вспомните, вы же сами начали этот разговор. Сказали, что хотите помочь мне… разрешить мою дилемму. Относительно моего влечения к парням.

Я пристально смотрел на Крейса. Его губы беззвучно шевелились, словно он пытался связать воедино несуществующие слова, которые произнес бы, если бы продолжал отчитывать меня.

— Простите… Я не хотел повышать голос, — сказал я, разводя руки. — Просто вы ведь сами начали… этот разговор.

Крейс нахмурился, его веки затрепетали. Вид у него был напряженно сосредоточенный, будто он пытался распутать нить воспоминаний, связавшуюся в узел у него в голове.

— Ну да, конечно… глупость какая-то.

— Разумеется, я не стал бы вас ни о чем спрашивать, но мне показалось, что вы ждете моих вопросов. Я подумал, что вы хотите помочь мне… разобраться в себе.

Попытка не пытка. В конце концов, разве жалость не располагает к откровенности?