— Что это за тетрадь, мистер Шоу?
— Его дневник… кажется, это так называется.
Я сразу понял, что должен увидеть этот дневник. Это был ключ к Крейсу. Единственный способ его разгадать, если сам он больше не пожелает рассказывать о себе, на что после его недавней исповеди, скорее всего, и не стоило надеяться. Я был уверен, что наконец начну лучше понимать Крейса, когда узнаю чуть больше о смерти Криса.
Уильяму Шоу я сказал, что перезвоню ему, как только переговорю с Крейсом. Я не хотел, чтобы все сводилось к тривиальному вымогательству, стремился придать шантажу благородный лоск. Сказал, что, по всей вероятности, писатель пожелает получить этот дневник, чтобы хранить его у себя. Разумеется, Крейс будет настаивать на полюбовной сделке, не захочет, чтобы мистер Шоу остался без вознаграждения. На какую сумму рассчитывает мистер Шоу? Тот задумался.
— Тысяча фунтов? — предложил я.
— Меня это устраивает, мистер Вудс, — ответил Шоу.
Теперь нужно было придумать, как выбраться из палаццо Крейса и где достать деньги. Инстинкт подсказывал, что с последней задачей справиться легче, чем вырваться из тисков Крейса. Я откладывал большую часть своего месячного жалованья, но ведь мне также придется покупать билет в Великобританию, платить за переезд до Дорсета и проживание. И что я скажу Крейсу?
Пока я шел от таксофона к винному магазину и покупал две бутылки вина, у меня созрел план. За время моего отсутствия Крейс не поменял своего положения в кресле. Я откупорил бутылку ароматного белого вина, наполнил один бокал и протянул его старику. Тот молча взял бокал.
— Я только что узнал очень плохие новости, — сказал я, садясь рядом с Крейсом.
Он поднял голову, посмотрел на меня.
— Пока я ходил, мне позвонили на мобильный. Мама. Умерла ее мама — моя бабушка.
На самом деле она умерла несколько лет назад, а вторая моя бабушка скончалась еще до моего рождения. На мои глаза навернулись слезы.
— Мы были с ней так близки. Даже не верится. О боже, ну и хорош же я…
Я почувствовал влагу на своей щеке и в уголке рта ощутил солоноватый привкус.
— Простите… я не хотел…
Крейс поднял с колена руку, поднес ее к моему лицу и с беспредельной нежностью отер слезу на моей щеке.
— Бедный мальчик… бедный, бедный мальчик, — произнес он.
От этих его добрых слов, проявленной чуткости я расплакался. Крейс поверил мне, и я чувствовал себя последним негодяем. Но выбора у меня не было.
— Мама хочет, чтобы я приехал домой на похороны, а я знаю, что вы не любите оставаться один. Я мог бы не ехать, но…
— Конечно, вы поедете, это не обсуждается. Что уж тут скажешь?