– И что, один из них расскажет нам, кто украл вторник? – спросил он.
– Да, – кивнул Самтаймз. – Вот этот, – указал он, останавливаясь в центре сада, где в кругу из белых камешков медленно начинало преображаться высокое бледно-зелёное растение.
Оно было больше других, но менее ярким. Они зачарованно смотрели, как медленно раскрываются зелёные листочки и появляется тонкий стебель. Полупрозрачный, словно стекло, стебелёк раскрутился, и на нём возник большой белоснежный цветок, а его листья были словно присыпаны золотой пыльцой. Лепестки цветка приоткрылись и слегка повернулись по направлению к Самтаймзу, как бы склонившись в поклоне.
Все затихли в предвкушении. Самтаймз прикоснулся к цветку и спросил:
– Расскажи нам, память-цветок, кто забрал прошлый вторник?
Ива затаила дыхание.
Цветок начал превращаться: лепестки выворачивались наружу, скручивались, удлинялись и прямо на глазах превращались в фигуру юноши. Он был словно соткан из воздушного лепесткового кружева. На месте глаз были отверстия, а золотистые волосы походили на пыльцу, покрывающую листочки память-цветка. Фигуру скрывала длинная мантия с золотыми стрелами на груди.
Юноша-цветок повернулся к ним и произнёс голосом, напоминающим шум ветра в оконной раме:
– Мальчик по имени Сайлас наложил заклятие, сокрытое в крепости.
– В крепости?! – вскричала Ива. – В какой крепости?! Какое заклятие?! Как нам вернуть день?!
Юноша покачал головой – и вдруг начал исчезать у них на глазах, вновь превращаясь в цветок. А затем все до одного лепестки подхватило ветром и унесло.
Самтаймз вздохнул:
– Как я и говорил – всего один вопрос. – Он повернулся к Иве: – По крайней мере, теперь мы знаем,
Ива кивнула. Кого-то по имени Сайлас.
– Да, и это
– А это значит, что ты не сможешь просто призвать потерянный день, – заключил Самтаймз.
– Почему? – не поняла Ива.
– Если ты призовешь его, магия заклинания вступит в реакцию с твоей магией, и тогда может произойти то, чего опасалась Морег, – по мирозданию пройдёт трещина, – объяснил Самтаймз.
Ива закрыла и открыла глаза, заставив замолчать ту часть сознания, которая голосом Освина причитала «О
– А что, если я попробую призвать само заклинание?