Она стала брать, не стесняясь. Боль, страх, силу смерти от свежих мертвецов со дна ущелья — так хозяйка приглашает гостей к столу, так скотник открывает загон и выпускает свиней к корыту, так мать-волчица несет еще живого зайца — учитесь, детки, рвите добычу!
«Прорва бездонная!» — мог бы сказать кто-нибудь.
За грохотом водопада Анну никто не слышал, но уже начали оглядываться. Люди, чудом избежавшие смерти, чувствовали неявную, темную угрозу. Так птицы взлетают в небо перед землетрясением, так звери бегут от лесного пожара…
— Бегите, спасайтесь, развлеките меня! Я не буду вас убивать — вы сами, сами, са-а-ами друг друга перебьете! Я всего лишь чуть-чуть подтолкну!
Это было похоже на хмельной праздник. Но от вина Анне хотелось танцевать и петь, а сейчас она собиралась заставить плясать всех остальных.
Полумертвые от истощения маги не могли ей помешать.
Благословленных на перевале не было. Принцессу Юлию куда-то утащил кавалергард, а Виктора просто не позвали. Никто не помешает, как тогда…
В памяти всплыло лицо некроманта-самоучки из Эзельгарра. Он свихнулся от крови и власти, он упивался величием, пока не встретился с настоящим черным магом.
С ней. С Анной Мальцевой, скромным экспертом стражи.
— Скромным?! — рассмеялась Анна вслух. — Какая уж тут скромность! У дурачка не было шансов! Где он и где Я?!
В этой мысли было что-то тревожное, неправильное и стыдное. Кровь, власть, сумасшествие…
Величие?
Мир кружился вокруг Анны. Редкие облака выстраивались дугой, как будто над горами рождался огромный смерч. В облаке брызг над водопадом сияла радуга. Князь со свитой непроизвольно жались к скале, стараясь оказаться подальше от великого некроманта.
— Их убьет не разрушенный мост, — зачем-то повторила Анна. — Их убьет озверевший черный маг. Я.
Жалкий эзельгаррский дурачок оскалился из памяти: «Добро пожаловать! Теперь мы точно одинаковые, дорогая!». И эхом ему вторил образ декана факультета некромантии: «Помнишь, Веслав, мы спорили, что девица сорвется? Вот, сорвалась. Плати, ты проиграл».
Анна остановилась, как будто ударилась в невидимую стену.
Это было не сочувствие, не человеколюбие и не христианская любовь к ближнему.
Это была брезгливость.
Сорваться? Присоединиться к сонму неудачников, неспособных себя контролировать?
Фу, какая гадость! Это не величие, это…